Двое в темноте (Довженко) - страница 16

— Молчишь… удивлена, да? — В темноте комнаты погас экран, и я была рада, что шторы сдвинуты, и моё лицо не видно. Раздался тихий смех Мэтта.

— Удивлена, — призналась я. — Я… я не привыкла к такой красоте…

Прозвучало как-то ужасно двояко, я поспешила исправиться:

— Я имею в виду… то есть я хотела сказать не то, что она не красивая, и это не сарказм, просто я…

— Я понял, можешь не объяснять, — Я прислушалась к его голосу, злости нет и обиды тоже. Неужели понял?

— Когда я увидела тебя, у меня были свои представления о том, как выглядят нормальные или красивые люди…

— Да, я помню, — в его голос закралась улыбка. — А сейчас?

— Я удивлена, что мои стереотипы так ограничивали меня… вы оба такие интересные и многогранные люди, с разными увлечениями и хобби, но… я бы не стала даже разговаривать с вами на улице из-за пирсинга, тату или дред. Я просто сейчас осознала, сколько я возможно потеряла возможностей встретится с потрясающими людьми… просто из-за того, что мне не нравился цвет их волос или ещё что-то такое же.

Мы помолчали. Я была рада, что темно, и это признание вышло лёгким, потому что, глядя в его глаза, я не смогла бы это сказать.

— Странно, что ты общаешься с Катрин, её волосы розовые. — Мэтт явно дразнил меня, пытаясь делать голос серьёзным, но в нем были смешинки, выдававшие весь настрой.

— Не спрашивай, почему я с ней общаюсь, сама не знаю. Как-то само получилось…

— Кстати, у неё тоже есть тату, ты в курсе?

— Да… она мне его показывала.

Я прикрыла глаза, ужасное тату на пятой точке. Для кого? Непонятно… зачем? «Просто потому что красиво».

Мы снова замолчали.

Уже поздно… комната без света, я с незнакомым парнем посреди этой комнаты, он до сих пор топлес, а я в пижаме, и время уже позднее. За окном темно… Ему, наверное, стоит уйти. Но я не хочу… Внутри всё сжалось, а я, собиравшаяся встать с пола, оцепенело прокрутила эту мысль в голове ещё раз. Что? Я не хочу, чтобы он уходил? Я не хочу оставаться одной. Я медленно выдохнула. Фуууу… просто боязнь одиночества, ничего такого. А то я уже напугалась, что в голове какие-то несанкционированные симпатии…

— А что бы сказал Том? — Голос Мэтта вывел меня из-за задумчивости.

— Что?

— А что сказал бы Том, когда бы ты после скольких лет на земле, которые провела в слезах о нем, явилась бы на небеса?

Я представила себе эту картину, отмечая, что мысли о Томе не приносили боли. Я могла думать о нем, вспоминать, мне было немного грустно, но не больно…

— Он бы наклонил голову, посмотрел бы на меня своими большими печальными глазами и вздохнул. А потом бы покачал головой… Ещё бы, наверное, обнял и причитал, что мне так не стоило делать, потому что ему было так больно видеть мои слезы…