— Маршик один, серые крысики поют. Смотри на нас тревожно — Ведь мы, вполне возможно, Посланцы самого Сатаны![16], — пропела доброта. — Местному зверью понравилось, а что?
— В лагере гитара есть, можешь устроить концерт. У тебя получается, — немножко гордилась подружкой. — Ты как через барьер перебралась?
— Через какой? Я по твоим следам шла, нигде заборов не было, — даже приподняла голову Мелл.
Собаки двигались медленно, растягивая удовольствие и себе и ездокам. Барханы, засаженные карликовыми баобабами, ежедневно меняли пейзаж. Так что прекрасным можно было любоваться каждый день, не сходя с места.
— Понятно. Не заметила, значит. Тишь, у нас привал где? — поинтересовалась Танька.
— Да хоть здесь.
— Так рановато, вроде, — засомневалась было.
— Как говорят у нас в Припяти, кашу маслом не испортишь, если успеешь… Тогда до второй встречной аномалии давай, там и отдохнем. Вот, кстати, первая, — опекун показал на сияющее нечто, искрящееся открытыми чувствами.
— Это чего оно такое? — подружки уставились на опасное чудо.
— Любовь, будь она неладна. Коварная…
— …и жестокая, я знаю! — перебила Мелл.
— Может согреть, а можно и сгореть, — Тишь не обиделся и продолжил объяснять. — Она слепая, вообще-то. Сделает инвалидом и оставит ни с чем — в лучшем случае. А можно ведь и ума лишиться. Бывает, неосторожный чейсер так втрескается, что и осколков не собрать. Хуже, если другая разновидность попадется — любовь к Родине. Тогда всё, — махнул рукой рассказчик, — можно сразу могилку рыть: как начнет человек с родной землей целоваться — не оторвешь! Так и подыхает от ностальгии: березок-то вокруг нет.
— Как говорят у нас в Припяти, не рой другому ямку — пусть сам копает, — поддержала Танька.
— У вас?! — вспыхнула ревностью Мелл и крепче обняла талию любимой.
— Выражение такое. Заразное очень, сама скоро так начнешь высказываться, — процедила сквозь зубы Танька. — А здесь все аномалии такие? Или есть и обратного действия? — поинтересовалась, чтобы разрядить обстановку.
— Разные бывают, не только чувственные или, там, эмоциональные, — задумался Тишь. — На севере есть аномалия безразличия: она плачет, а всем пофиг. Там уже огромный ледник собрался, соленый. А всем по барабану. Представляете?! Здесь разговариваем — жалко её. А приблизился — до лампочки.
— Ничего себе, совсем как у людей, — вслух рассуждала Мелл.
— А ты думала! Это же фантазия, нарочно не придумаешь, — отозвалась синеглазая.
— Это вы о чем? О! Вот и вторая! Только подальше отъедем, боюсь я её, — оружейник покосился на пустоту, сияющую простотой.