Так, глюки... Я в больнице и мне перекололи обезболивающего.
"Ничего тебе не перекололи!" - ответствует собака. - "То есть там, в нашем мире, может и перекололи, но тут ты в трезвом уме и твёрдой памяти".
- Нет, ты мне кажешься! - слабо отпираюсь я. - Собаки не разговаривают. Я попал в аварию, и мне укололи наркотик.
"Обезболивающее?" - уточняет пёс, подходя ближе. - "Значит, ты теперь не должен чувствовать боли?"
Порода у него, сейчас вспомню... мальтийская болонка. Крупный такой собак, с завитой белой шерстью. Глаз, как и у всех болонок, миниатюрных и эдаких переростков, почти не видно из-за этих завитушек.
- Я и не чувствую! - гордо отвечаю между тем я на поставленный вопрос. - А меня так переломало...
"Тогда ты будешь не прочь, если я тебя слегка укушу?" - вдруг предлагает псина, слегка приподнимая при этом губу и демонстрируя белые, острейшие... - "Тебе же всё равно не будет больно?"
- Э-э... не нужно! И что ты вообще от меня хочешь? - дипломатично перевожу я разговор на другую тему.
"Чтобы ты поскорей огляделся и пришёл в себя. Мы с Василием и так ждём тебя целые сутки!"
- Василием? Есть ещё и Василий?
Я привстаю и оглядываюсь. Да, богатый глюк. Мы на какой-то полянке в лесу. Зимы нет и в помине, светит солнце, мы, правда, в тенёчке. Заливаются птицы, вьются насекомые. Одно садится мне на лоб и оказывается, что боль от укуса я чувствую отлично. Реагирую машинально.
Хлоп! И слепень повержен. Этот хлопок по лбу как-то вселяет в меня уверенность, что собак прав. Точнее, что неправ я. Трясу головой, пытаюсь протереть глаза, обнаруживаю, что при этом к лицу лезут чужие руки. Не мои, с довольно-таки "музыкальными" пальцами, а какие-то рабоче-крестьянские и грязноватые. Они торчат из рукавов потрёпанной куртки, тоже не моей. И одет я с чужого плеча, и вообще - я не я! Я привычный - близорук до чрезвычайности, нынешний же отлично обхожусь без очков, которых нет и в помине. Оборачиваюсь и замечаю ещё одно живое существо - пасущуюся невдалеке лошадку. Покрупнее пони, но всё равно довольно миниатюрную.
- Привет, лошадь! - обращаюсь к ней, уверенный, что она обязательно ответит.
Та, однако, только горестно фыркает и, отвернувшись, продолжает нащипывать траву.
"Она не разговаривает!" - сообщает мне пёс. - "Тут только у нас с тобой, да у Василия человеческие матрицы".
- Где это "тут"? И кто, наконец, этот Василий?
"Василий, это кот. Да вон он идёт, лёгок на помине!"
Собак совершенно не по-собачьи мотнув головой, указывает мне направление. Повернувшись туда, я вижу преодолевающего травяные заросли довольно крупного белого кота. Он спешит к нам. И этот белый!