*****
Обедали уже на борту.
– Je peux proposer frit de grenouille du jambonneau, – предложил официант. – Могу предложить жареные лягушачьи окорочка!
– «Началось!», – подумал Коротич-Кудашев.
– Soyez aimables! Будьте любезны! – улыбнувшись, ответил официанту Грингард-Гагринский.
– Chateau-Chalon? Cremant du Jura? – Шато-Шалон? Креман-дю-Юра? – продолжил белоснежно-накрахмаленный гарсон.
– Нет, не нужно вина. И лягушек тоже. Лечиться едем. У товарища язва. Цыпленка нам с рисом, апельсиновый сок и кофе!
Ресторан понемногу наполнялся пассажирами. Состоятельная публика. Многоязычная речь. Французы, бельгийцы, эльзасские немцы, богатые евреи… Незнакомая речь: арабский! Яркая компания туземцев французских заморских департаментов: Алжир, Марокко. Большое русское семейство с детьми…
Маленький судовой оркестр «Марсельезой» поднял публику на ноги, но через двенадцать тактов непринужденно перешел на веселые куплеты в исполнении певички в декольте, словно сошедшей с литографий Тулуз Лотрека, хорошо известного в богемной среде и в России.
Синее море, белый пароход.
Триколор украсил
Фок, бизань и грот.
Золотом сверкает
Имя на борту.
Ах, «Антуанетта»,
Краше всех в порту!
В потолок полетели пробки шампанских французских вин, не облагаемых таможенным сбором. «Моэт-э-Шандо», «Вдова Клико», «Боллинже Гранде»…
– Господи, – сказал на русском Кудашеву Гагринский, – по-моему, мы уже во Франции! Послушайте, что она исполняет: уже пела арии из «Мадам Ардишюк» Оффенбаха, из «Мадмуазель Нитуш» господина Эрве, а сейчас поет из «Жирофле-Жирофля» Шарля Лекока! Вам нравится?
– Конечно, как может не нравиться. Но должен признаться, по мелодии никогда не смог бы отличить Баха от Оффенбаха. Имена знаю, музыки просто никогда не слышал. Где мог слышать? В Кизил-Арвате? В Казани? В Маньчжурии? В Асхабаде даже пластинок не купить. Да и что на пластинке услышишь, отрывки из арий на пять минут. Иметь полную оперу – это сундук граммофонных пластинок – целое состояние!
Гагринский был сконфужен.
– Александр Георгиевич! Я не хотел вас унизить. Просто, у меня была возможность в Петербурге, пока учился в Политехническом. Электриком в консерватории подрабатывал!
– Ладно, Владимир Михайлович! Ни вам, ни мне не нужно оправдываться. Приедем в Париж, у нас будет десять дней для адаптации. Будем вживаться в наши новые образы, в новую среду. От нас с вами еще долго Кизил-Арватом отдавать будет. Если пообедали, идемте на палубу. Слышите гудок? Пора с Россией прощаться!
*****
Склянки. Двадцать два часа. Долгий прощальный гудок.
Два мощных винта вспенивают морскую воду за кормой парохода. Огни славного вольного города Одессы, мало-помалу, тают в синей дали.