Херндон мрачно улыбнулся.
– Меня это позабавило.
Один из простолюдинов, которые были одеты в кожаные костюмы, пожал плечами и произнес:
– Эти бродяги из космоса ведут себя не так, как нормальные люди.
Бенджин, я против того, чтобы пользоваться его услугами.
– Но мы в нем нуждаемся, – резко произнес худосочный Бенджин, и вновь обратился к Херндону. – А может быть, это было чем-то вроде рекламы?
Демонстрацией вашей готовности убивать и полнейшего безразличия к моральным ценностям человечества?
– Точно, – солгал Херндон. Ему бы только повредило, если бы он стал объяснять этим людям истинную причину, по которой он сначала приобрел, а затем убил протея – только для того, чтобы избавить это несчастное существо от длящихся не одно столетие невыносимых страданий. – Я пристрелил эту тварь ради забавы. Что сослужило мне неплохую службу, а именно: привлекло ваше внимание ко мне.
– Вот и прекрасно, – улыбнувшись, сказал Бенджин. – Позвольте объяснить, кто мы такие. Во-первых, наши имена: вот это Хейтман Оверск, младший брат лорда Моариса.
Херндон взглянул на аристократа. Второй сын – ах да! Знакомая ситуация. Вторые сыновья, не владеющие наследственной собственностью, но несущие в себе искру благородного происхождения, частенько сворачивают на скрытые в тени тропинки.
– Я имел удовольствие перешибить вашего братца на торгах сегодня утром, – не без гордости заявил Херндон.
– Перещеголять Моариса? Невероятно! – Херндон пожал плечами. – Госпожа вызвала его к себе в разгар аукциона, и он вынужден был уйти. В противном случае протей принадлежал бы ему, а у меня в кармане было бы на девятьсот стеллоров больше.
– Этих двоих, – сказал Бенджин, указывая на простолюдинов, – зовут Доргель и Резамод. У них обоих решающий голос в нашей организации – мы не придерживаемся социальных разграничений. А это, – он сделал жест в сторону девушки, – Мария. Она принадлежит Доргелю, но отнюдь не возражает против краткосрочных займов.
– Я не собираюсь брать ее взаймы, – сказал Херндон. – Ну, а какая же роль в вашей организации отводится мне, Бенджин?
– Принеси один экземпляр, Резамод, – произнес ссохшийся карлик.
Загорелый простолюдин поднялся и направился в темный угол тускло освещенной комнаты. Некоторое время он что-то искал на ощупь в ящике стола, затем вернулся с драгоценным камнем, ярко искрящемся в его согнутых пальцах. Но как только он выложил его на стол, камень сразу же потускнел, его свечение резко уменьшилось. Херндон сразу же обратил внимание на то, что ни Хейтман Оверск, ни Доргель, не позволяют себе задерживать взгляд на самоцвете более, чем на секунду. И он сам, так же, как и они, повернул голову в сторону.