— Не играй со мной, Олег! Я изгой, и ты понятия не имеешь, на что я способен! — зашипел он, и я понял, что Миша не поверил в искренность моих слов.
Я оттащил брыкающегося омегу обратно к кровати и бросил на спутанные простыни.
— Не смей! — рычал он, скалясь. Из-под верхней губы выступили отростки клыков.
Я не слушал. Сорвал с Миши трусы, которые тот успел надеть. И придавил его сверху, целуя. Гадёныш больно укусил губу, а когда я попытался отпрянуть, вцепился словно озверевший пёс! Моя кровь запачкала наши лица.
Сумев перекинуть Мишу на живот, я потратил немного времени, чтобы загнуть того в коленно-локтевую, а затем, плюнув на ладонь и неаккуратно размазав слюну, толкнулся меж ягодиц омеги.
Миша, ожидаемо, не был возбуждён. Разве что пылом нашей битвы. Но я не собирался останавливаться на полпути, зная, что давно принял это решение, пусть и ни разу не набрался смелости признаться в задуманном даже самому себе. Но смысла оттягивать неизбежное не было. Все дороги вели к одной цели: я собирался оставить Мишу себе. Жизнь уже не будет прежней. Смысл отрицать очевидное?
Хотел ли этого омега, я не знал, но в том, что я ему нравился, не было сомнений, что бы он там мне ни рассказывал.
Толкаясь в непокорное тело раз за разом, я добивался Мишиной капитуляции. Настаивал, требовал, покорял, вынуждал. Миша должен был сдаться. Я не оставлял ему выбора по той причине, что, возможно, имей он его, он бы не осмелился поступить так, как хотел на самом деле.
Когда я понял, что внутри всё давно взмокло от смазки, которая теперь блестела на мелькавшем перед глазами члене, а белые ягодицы в остервенении подаются назад, то ускорился, доводя его и себя до точки. Миша выплеснулся, издав глубокий стон, а я прильнул торсом к его спине и врезался зубами.
Я не старался напиться крови, попадая в артерию, я прорезал мышцы, зацепил сухожилие и почувствовал, как оцарапал кость. Омега взвыл от адской боли и застыл, чувствуя меня внутри себя. Мы оба ощущали, как нарастает узел, добавляя агонии удовольствия. Я был снова готов кончить, на этот раз сухо. Понятия не имею, что испытывал Миша, когда его задний проход раздувало от напряжения узла, размером с кулак.
Мы так и не двигались, пока мышцу не освободила кровь, и сперма, запечатанная внутри на долгие десятки минут, не потекла наружу, пачкая нас обоих.
Тогда я прижал Мишу к себе и повалился на бок, чувствуя как под рукой успокаивается всполошившееся сердце.
— Что ты наделал? — беззвучно прошептал Миша, не веря в случившееся, но не пытаясь отстраниться.