Милли
Кто-то стучал в мою дверь. Я застонала и натянула одеяло на голову. В последний раз я смотрела на часы почти в пять утра. Ещё слишком рано.
— Милли Мэй, ты же знаешь, как я отношусь ко сну после девяти.
Проклиная решение вернуться, я сбросила одеяло.
— Я уже встала.
— Завтрак готов.
Радуясь, что уже приняла душ, я быстро стянула одолженное платье, в котором спала, и посмотрела на часы. Восемь утра. Сегодня мне понадобятся вёдра кофе. Одевшись в удобные хлопчатобумажные шорты и футболку, которая была на два размера больше, я спустилась, ведомая запахом кофе, наводняющим дом.
Бабушка уже сидела за обеденным столом, а перед ней стояла тарелка с горячей овсянкой, напротив — такая же тарелка. Такой завтрак она ела каждый день. Когда я уехала, думала, что никогда больше не захочу есть эту гадость. Но признаю, что несколько раз я заказывала настоящую варёную овсянку на бранч, к удивлению моих друзей, выгибающие брови и жуя тосты с авокадо. Но каша была настолько знакомой и родной. Вероятно, как для некоторых был куриный суп с лапшой. Здесь мы такой суп не ели.
Я удобно села и принялась добавлять в кашу фрукты и сахар.
— Спасибо, что приготовила завтрак.
— Ничего не забыла? — уточнила бабушка, выгнув бровь.
Я отпила кофе и поставила кружку.
— Точно.
— Милостивый Господь, — начала бабушка, приступая к утренней молитве. Я отключилась от этого, мысленно вернувшись к ночной встрече с Бью. Лучше бы я не надеялась, что он присоединится ко мне в душе, пока мылась у него. Я понимала, что сейчас не время для отношений. Бывший уже сломил меня, что я приползла обратно. Сейчас я никому не нужна. — Аминь.
Я оторвала взгляд от тарелки и поймала на себе подозрительный взгляд бабушки. Это на неё так похоже. Она чрезмерно выразительно смотрела на тебя, и приходилось самому задавать вопросы. И в итоге, не она же спрашивала. Я громко выдохнула, смирившись с тем, что будет проще покончить с этим.
— Да?
— Тебя не было в постели, когда я вставала по нужде, — проговорила она.
— Нет, не было, — подтвердила я. Она выгнула бровь. — Я ходила к ним.
Выражение её лица смягчилось.
— Знаю, ты скучаешь по ним. Но, Милли Мэй, неужели нельзя засвидетельствовать почтение при свете дня, как подобает порядочным людям?
— Быть там днём — навевает тоску, — возразила я.
— Люди будут судачить, — с укором объяснила она.
На мгновение я подумала, не рассказать ли о Бью, но потом поняла, что она, скорее всего, будет осуждать нас обоих.
— Люди любят сплетничать.
— Да, Милли Мэй, — согласилась она. — И я бы предпочла, чтобы слухи — будь они плохие — ходили не о тебе.