Как только гул закончился, Амедей пронзил своим сознанием толщу камней, выяснил состояние заложников и атлантов и с торжествующим видом коснулся руки Учителя:
- Всё сделано, как Вы задумали, Учитель!
Он торжествовал. Гьянг же с великим трудом выходил из транса. Присутствие деревенских мальчишек на его вимане вносило свои разнородные эманации, лишая атмосферу предвечной Чистоты, и выход из транса давался нелегко. Но ни слова не сказал им Гьянг, ведь иногда надо чем-то жертвовать – Сыны Света привыкли жертвовать своим удобством, не чужим.
Придя в себя, Гьянг взглядом указал Амедею на штурвал, и ученик, приняв управление виманом, помчал его к поверженной скале. Теперь надо было разобрать завалы, отделить заложников от шаммаров и подумать, что делать с телами погибших атлантов.
В это время беглец Наврунг карабкался изо всех сил, ища защиты у гор и надеясь дожить до утра. Он был уверен, что его соплеменники уже мертвы, и очень хотел жить.
Тибет, 1741 год. Разговор с Учителем
Вечер уже погасил лучи солнца, тени ушли куда-то вдаль и растворились, я сидел на улице у входа в храм Цзон-Ка-Пы.
Учитель всё не шёл, а я предавался размышлениям, но вопросы каждый раз ставили меня в тупик, не давая мыслям литься рекой, создавая запруды размышлений и омуты неполученных ответов.
Ну, во-первых, я знал, что еще никому из упасака не разрешалось целыми днями пребывать у Зеркала Правды. И моя «исключительность» в этом вопросе была для меня камнем преткновения. Если Учителя не разрешали кому-то это делать, то они не разрешали всем, не делая исключений. Обучение, которое я проходил, было целиком и полностью принадлежностью Чела, более высоких и опытных, чем я, учеников, к тому же живущих постоянно в стенах монастыря и ведущих куда более строгий образ жизни, чем я.
Быть упасака означает стоять в преддверии великих тайн, живя в миру.
Быть Чела означает изучать их, живя в монастыре, в школе.
Быть Лану означает овладевать тайнами и силами, которые они дают.
Но я что-то не припоминал, что бы кто-то из упасака, живя дома с родными, на первом месяце обучения уже изучал то, что изучал я, но что нельзя было рассказать никому.
Это противоречие разрывало меня на части, и я не мог найти этому никакого разумного объяснения.
Затем, эта практика, которую я делал.
Почему делал её не под руководством Учителя? Почему один?
Все, кого я знал, были на первых этапах оберегаемы своими наставниками и учителями, как цыплята курицей. Меня же бросили, как котёнка в воду: «выплывет – значит выживет. Не выплывет – не судьба». Больше всего меня мучил вопрос – неужели Учитель так сильно меня не любит, что оставил в таком полнейшем небрежении и даже не приставил ко мне наставника, не справляется о моих успехах?