– Вот это и пугает, – похолодела я.
Я и представить не могла, что наша веселая игра приобретет такой размах и жесткость. Это явно война, но воевать с собственной матерью неправильно. Впрочем, это не мое дело. Я уже не няня в этом доме. Если Лаврентьев допускает, чтобы Марго так издевалась над женщиной, значит…
Сердце екнуло. Я помотала головой и, раздвинув студентов, побежала на воздух. Не смей, Люба! Не надейся, не верь. Это больно, это тебя добьет. Лев и раньше попускал дочери все «забавы», хоть они и не были такими жестокими, но добрыми их тоже трудно было назвать. Но вот сочувствия к Светлане, как я ни старалась, выдавить не удалось ни капли. Я лишь пыталась сопротивляться едкому чувству удовлетворения. Что, мамаша, красивая внешность – это еще не все, что нужно для создания счастливой семьи? И тут же себя корила: Света мать Марго! Может, помочь им поладить? Мучаясь и внутренне мечась между решениями, я вышла-таки из университета и наткнулась взглядом на черный «порш». Недовольно цыкнула: вот настойчивый!
Павел встречал меня каждый день, ждал у института, чтобы получить очередной отказ подвезти меня. И, бросив автомобиль, он провожал меня на автобусе до самой общаги. Уже неделю этот ритуал продолжался и порядком меня вымотал. Я уже всучила заму Лаврентьева резюме Толика, уже угостила его кофе – раза три! – в благодарность за помощь и поддержку, но мужчина явно желал большего. А мне не хотелось даже разговаривать с ним.
Конечно, Павел нашел рычаг давления на меня, и я осознавала, что новости из компании Лаврентьева, которыми он потчевал меня, лишь повод оставаться со мной подольше, но ничего не могла с собой поделать. Я позволяла заму Льва провожать меня, чтобы послушать из его уст реальное положение вещей. Павел не юлил, не секретничал. Зная, что я никому ничего не расскажу, он честно делился со мной подозрениями и результатами проверок и расследований, которые они с Лаврентьевым затеяли, чтобы найти затаившегося врага. Кто-то медленно, но верно разрушал достижения Лаврентьева, его репутацию и доверие клиентов и акционеров, и меня это очень беспокоило.
Но вот про личную жизнь Льва Павел ни словом не обмолвился, хотя я, не выдержав, пыталась вызнать у него хоть что-то. Ведь мужчина утверждал, что Света ему как сестра. Но все, что Павел рассказывал, относилось лишь к тому времени, пока за Светой не захлопнулась дверь дома Лаврентьевых. С этого момента, о чем бы я ни спрашивала, Паша упорно отмалчивался. Возможно, женщина больше не звонит ему и не жалуется часами, как раньше, но я и этого не могла выяснить. Зато каждый раз после таких вопросов Павел звал меня на свидание, а я сбегала и скрывалась в общаге. До следующего дня.