«Боишься? — шелестела упаковка под ногами Рэма. — Горный мальчик боится. Друг лежит на полу и скоро умрет. А ты останешься».
Они все уйдут. Один за другим. Создатель предупреждал. Псих, придумавший мудрецов.
«Перерождение — та же смерть, — рассказывал он с жаром фанатика. — Тело, эмоции, друзья, служба — все будет отваливаться от тебя кусками, как мясо от костей. Гнить и отваливаться. А ты будешь сидеть рядом и не верить, что это происходит. Рядом. С тобой».
— Публий, не отключайся, — простонал Рэм. — Ты у нас врач, помочь больше некому. Штырь пробил легкое, но его нужно вытащить. Я видел, как ты это делаешь всего один раз. Не торопись сбегать в бездну. Говорят, там паршиво.
— У гнарошей хорошо, — оскалился кровавыми зубами медик. — Выпивка рекой и голые женщины.
— У эридан еще лучше, — добавил генерал. — Вечное блаженство. Но нам не повезет. Попадем к себе.
Смеяться для Публия все равно, что кашлять. Нельзя. Ему и говорить было нельзя, но он отвечал. Когда штырь достанут, замолчит. Покажется, что душа выходит из груди вместе с воздухом. Что воздуха не осталось даже на крошечный глоток. Его украли, отняли у него и не хотят отдавать. Тело взбунтуется. Будет дергаться и как никогда захочется кашлять. Нельзя. Медик знает. И должен лежать тихо.
— Ремень, — сказал Публий. — Не ищи в шкафах. Возьми свой с брюк. Нужна давящая повязка. Достаньте штырь, и закупорьте рану. Вдвоем.
Руки задрожали. Так сильно и так не вовремя. Генерал не знал, помешает ли «бочка». Зачем она вообще нужна, если не спасла?
«Кираса бы справилась, — застрекотали насекомые на улице. — Ты сам разрешил её не одевать. Виноват. Виноват. Ты знал, что так будет».
Наилий мотнул головой и глубоко вздохнул. Рэм гремел пряжкой ремня, вытаскивая его из брюк. Лишь бы штырь не зацепился за ребро. Никто не видел его наконечник. Повезет — выйдет плавно. А если нет, то на одного цзы’дарийца станет меньше.
«Ты уже смирился, правда? Это как стоять над пропастью и чувствовать, что нога пошла вниз. Слышишь, застучали камни?»
Обреченность. Её вкус гаже, чем протухшие консервы из сухпайка. Создатель все время рассказывал о кризисе мудрецов. Жалел, что один хлебал его полными ложками, когда вокруг ходили другие цзы’дарийцы и не замечали. Депрессия, суицидальные наклонности. Мир замыкался в тебе. Схлопывался в крошечную точку, а из неё торчал гладкий металлический штырь.
— Пора просить демонов и богов о помощи, — глухо сказал генерал. — Рэм, бери простыни. Я вытаскиваю штырь, ты давишь на грудь. Потом затянем ремнем.
Холод гулял по медотсеку, но майор вытирал пот со лба. Много будет крови. До тошноты. Лишь бы не думать, чья она, и как дорога каждая потерянная капля.