Но Остий — опытный разведчик, а Тезон Тур выглядел мальчишкой. Не по внешним данным, нет. Наилий со своим искусственно остановленным старением на семнадцатом цикле казался моложе большинства бойцов. Его возраст выдавали другие вещи.
Привычка решать за всех и приказывать меняла реакции. Делала его спокойным даже на всплеске адреналина. Ситуация сейчас была критической, но у генерала не первой. А у Тезона, судя по всему, единственной. Он мог выпрямить спину и смотреть прямо, но расширенные от ужаса зрачки прятать не умел.
— Про ловушки в лагере ты тоже не в курсе? — ровным тоном спросил генерал и кивнул на раненого Публия. — Инструкция, я знаю. Был обязан сделать. Но штырь под кейсом — это подло. Кто еще мог к нему кинуться кроме медика?
Разведчик подобрался и замер, как на построении. Зрачки стали меньше, а в голос вернулась твердость:
— Обстановка не предполагала нападения на лагерь, Ваше Превосходство. От мародеров и случайных гостей защищались. Параграф пятнадцать восемь. Только нелетальные ловушки. Шокеры нажимного действия и капсулы со снотворным газом отдельно на цзы’дарийцев и отдельно на представителей других рас. Перед медотсеком шокер поставили, чтобы местных отпугнуть. Вдруг дети? Наедятся наших таблеток, кто откачивать будет? Я знаю, что медики неприкосновенны. Даже в мыслях не было ставить ловушку под кейс, клянусь.
Браслеты на запястьях разведчика моргнули красным. Подскочило кровяное давление. Он сам едва ли заметил, что повысил голос. На одну «адреналиновую свечку» в медотсеке стало больше.
— У меня есть комплекты арбалетных ловушек, но они в арсенале под замком. Не знаю, как доказать. Могу каждую ловушку найти и обезвредить, отчет с оружейника потребовать…
— Тише, тише, — приложил палец к губам Рэм. — Чего раскипятился? Никто бластером тебе в висок не тычет.
Тезон закрыл рот и медленно выдохнул носом. Несколько мгновений сидел молча, пока лампочки на браслетах не перестали мигать.
— Я знаком с капитаном Публием Назо. Приносил ему цветы и подарки для дариссы. Командир попросил и я… — разведчик еще раз выдохнул и продолжил на полтона тише. — Не важно. Я бы никогда не причинил ему вред. Медики неприкосновенны.
Лейтенант впервые опустил голову с того момента, как переступил порог медотсека. Может, у генерала чутье пропало, и паранойя ушла в отпуск, но он не чувствовал лжи. Его противостояние с Малхом было логичным только для них двоих. А для остальных даже не гражданская война, а непонятная стычка. Не был Тезон врагом. Такой же свой, как бойцы резерва. И оттого решать, верить ему или нет, было еще сложнее.