Первое, о чем заставила себя подумать — та унизительная последняя ночь с желтоглазым. Ночь, за которую чародейке было стыдно до сих пор. Она пришла к бывшему жениху накануне своего похода в Священные пещеры за Пестрым локоном. Путешествие обещало много опасностей и ей хотелось хоть какой-нибудь поддержки, хотелось просто поболтать с кем-нибудь. Элла не питала иллюзий — они уже расстались, вряд ли что-то можно изменить. Все, чего ей хотелось — кружка киселя в теплой компании.
За те три года, что они с Аваром собирались пожениться, она была в его спальне от силы раз пять, встречаться у нее в доме было и проще и спокойнее. Она не сразу узнала комнату, уж больно безликим стал интерьер, не хватало милых сердцу безделушек, картин, на окнах поменяли шторы. Неизменным остался только запах корицы.
Солнце еще не село, но Авар уже спал. Он пребывал в самой сбалансированной, похожей на звериную, ипостаси и напоминал милого домашнего питомца, что наконец-то угомонился после игр. Элла полюбовалась немного и собралась уйти, но по пути задела лежащую на тумбе книгу, та громко плюхнулась на пол и разбудила хозяина комнаты.
Дальше все было предсказуемо донельзя. Авар не стал выяснять, зачем пришла бывшая невеста, решил, что и так знает. Они занимались любовью и, утопая в его горячей нежности, Элла плакала. Говорила о любви, о желании быть с ним, о страхе и неуверенности, и слезы крупными каплями стекали по щекам на подбородок.
Желтоглазый был как чужой. Нет, он был ласков, неутомим, и, как всегда, хорош, но эмоций чародейки не разделял. Лишь почти перед рассветом, он предложил ей остаться его любовницей. Он уверял, его хватит на двоих, и для Эллы ничего не изменится. Да, у детей Повелителя неба так поступать не принято, но дочери демона никто не указ, а он, Авар, так хочет быть со своей Искоркой, что плюнет на мнение сородичей. Элла отказала. Было что-то липкое и неприятное в таком предложении. В то утро она не пошла к Священным пещерам, полдня провела, купаясь в ледяной речке, стараясь забыть о словах возлюбленного.
Чем больше вспоминала чародейка, тем теплее становилась изумрудная бутыль. Когда за окном забрезжил рассвет, Элла переставила ее на тумбу, стекло обжигало колени даже через ткань рубахи. Все, что беспокоило дочь демона, все, что отзывалось тупой ноющей болью в сердце, перекочевало туда. Выплакав все свои беды, Элла закупорила вместилище воспоминаний. К тому моменту, когда Тормак постучался к ней, приглашая к завтраку, Авар остался лишь тенью, невнятным наброском, пустым контуром на бумаге, где Элла рисовала свою судьбу.