— С этим ещё можно жить, — шептала Мэг, поглаживая плачущую девочку по голове. — Матушку ты потеряла давно, отец тебя забыл, так что, считай, ты-то своё отгоревала. А что видела недавно — это война, милая, в ней всегда самых слабых убивают. Это война… Главное — сама живая. Очень уж это было бы не по-божески — невинной погибнуть, хоть и так случается. А гляди-ка — тебя даже не тронули, хвала Аллаху и Иисусу…
— По… по… по-че… тог-д-да… д-д-дру-угих?
От тепла нянюшкиного тела, ощущения, наконец, безопасности, исходящей от прочных, окружающих со всех сторон и кажущихся такими надёжными стен каморки, ледяное кольцо на горле оттаивало, позволив, наконец, говорить. Правда, слова выталкивались тяжко, по слогам.
— Почему? — верно поняла воспитанницу Мэг. Вздохнула. Как объяснить дитятке, самым страшным событием для которой до сегодняшнего дня были грозно нахмуренные брови султанши и последующий строгий разговор с няней, что есть на свете другая жизнь, жестокая и безжалостная? Впрочем, её девочка только что познала больше, чем за все свои десять относительно безмятежных лет. — Потому что есть на свете злые сильные мужчины, которым всего мало — власти, денег, женщин. Им хочется больше и больше. И чтобы достичь этого, они идут по телам, не жалея никого. Им главное — ухватить своё.
— А ка-ак же А-а-али-ше-ер, Ле…Лейла-а? Он-н-ни п-п-при чём?
— Ох, деточка, жалко-то как их всех, бедняжек… Да ведь те изверги, что их порешили, не глядят, детишки перед ними или кто, им главное — Баязедов род вывести, чтобы, значит, спокойнее было. — Нянюшка вдруг ахнула. — А кого же вместо тебя удушили? Тот, новый капа-агасы, ведь обмолвился: все, мол, там: три сына, три дочери… Две дочки от Айше и Фариды, а третья-то кто?
Ирис похолодела.
Недетским чутьём вдруг осознала: третьей должна была оказаться она. Вроде бы забытая всеми, даже отцом… а поди ж ты, кому-то помешала. Если бы не какая-то нелепая путаница — лежать ей таким же тряпичным бугорком среди прочих братьев и сестёр, бездыханной, как и они.
Горло опять сдавило, словно не состоявшейся удавкой.
Не замечая её молчания, Мэг горестно застонала.
— Не иначе, как Гульназ к ним в лапы попалась, племянница Айше, что только вчера приехала с матерью. Не успели о них выведать, а о тебе-то давно знали. Заметили в гареме третью девочку твоих лет, да схватили с остальными наследниками. Вот ведь как оно вышло… Молчи, дитя, молчи. Раз за тебя кто-то умер — живи изо всех сил, чтобы за двоих стараться, слышишь?
«Да как же так можно?» — хотела сказать Ирис, но запнулась — фраза получалась длинная, и осилить её не удавалось. Но нянюшка вновь поняла.