“В Петербурге, — писал Вяземский, — расцвела одна девица, и все мы стали военнопленными этой красавицы… Эта женщина — смесь противоречий, но эти противоречия как музыкальные разнозвучия, которые под рукой художника сливаются в какое-то странное и увлекательное созвучие”.
По воспоминаниям И.С.Аксакова, “скромная фрейлинская келья на 4-м этаже Зимнего дворца стала местом постоянного сборища всех знаменитостей тогдашнего литературного мира”. Ивана Сергеевича, который был на 13 лет моложе Александры Осиповны, эта женщина поразила: “Южная красота тонких, правильных линий смуглого лица и черных, бодрых, проницательных глаз, вся оживленная блеском острой мысли, ее пытливый, свободный ум и искреннее влечение к интересам высшего строя — искусства, поэзии, знания — скоро создали ей при дворе и в свете исключительное положение”.
“Черненькая”, как звали ее при дворе, покоряла не только философов и поэтов. К ее чарам не оставался равнодушен и сам император. Императрица торопила свою фрейлину с замужеством, и вскоре Сашенька дала согласие молодому дипломату и богатому помещику Николаю Смирнову. Накануне замужества она писала Пушкину: “Сердце хочет любви, а любить совершенно некого”. Когда союз заключается от отчаяния, счастливым он, как правило, не бывает.
Брак дал Александре Осиповне прочное положение в обществе, богатство, но не счастье. Муж, целыми днями пропадавший за игрой в рулетку, был довольно равнодушен к достоинствам своей супруги. “У меня не было ни одного года покоя с этим человеком”, — признавалась она впоследствии дочери.
Первый ее ребенок родился в тяжелых муках мертвым. Следующая беременность принесла двойню, однако и эти роды не прошли без осложнений. В 1834 году в письме к ясене Пушкин сообщал: “Видел я Смирнову, она начинает оправляться, но все еще плоха и желта”. В эти годы у нее появились первые признаки болезни, которую раньше называли меланхолией, сплином или сердечной тоской, а сейчас — депрессией.
Из-за болезни Александры Осиповны семья Смирновых надолго уехала из России и после традиционного круиза по модным курортам осела в Берлине, где Николай Смирнов получил место в посольстве. Едва оправившись от тоски, Александра Осиповна много читает по-немецки и по-английски, собирает акварели, пишет письма Пушкину, Вяземскому, Жуковскому.
Лето 1836 года Смирнова, в ожидании очередных родов, проводит в Бадене. И в этот, казалось бы, самый неподходящий момент знакомится с героем своего романа — молодым дипломатом Николаем Киселевым. “Я была беременна и очень толста и разрывала фланель на простынки для ребенка, которого ожидала, — пишет Смирнова в своих воспоминаниях. — Комната была завалена пеленками, распашонками, маленькими платьицами, и в углу стояла колыбель. Я ему сказала банальные слова: “Monsieur, я очень рада с вами познакомиться”. — “Madame, я знаю вашего мужа, мы вместе служили в канцелярии, позвольте мне вам представиться”. Столь банально начавшееся знакомство вскоре переросло в большое чувство, которое просто переродило Александру Осиповну. Все, кто видел Смирнову в это время, в один голос утверждали, что она стала такой же, какой была в юности, — лукавой, искрометно-веселой, неотразимой. Роман длился год, а потом Киселев, получив новое назначение, уехал в Лондон.