Всю следующую неделю Леяре казалось, что она плутает по уже знакомой тропинке. Два дня Тивой пробыл в забытьи, а оставшиеся пять — в постели, пытаясь привести тело в обычное состояние. В этот раз, правда, лекари были не так строги и драконица проводила с мужем куда больше времени. Обычно она занималась письмами до обеда, потом приходила составить Тивою компанию за трапезой, да так и оставалась до вечернего визита князя к сыну. Болтали в основном о магии: Леяра как раз нашла в библиотеке какой-то трактат, где сравнивались драконий и человеческий способы обращения к силе, и задавала много вопросов. Драконицу забавляли некоторые главы о крылатых, и она искала у Тивоя поддержки — не как у супруга, скорее как у опытного чародея.
— Но ведь они пишут, что сильный человеческий маг может использовать заклинания драконов и при удачном стечении обстоятельств все будет работать как нужно, — искренне возмущалась она, глядя на то, как супруг облачается. Вот-вот должен был пожаловать князь и увести Тивоя на первый после болезни военный совет. — Это ведь вранье! Я не знаю ни одного крылатого, которому поддалась бы человеческая магия…
— Крылатым человеческая магия, может, и недоступна, — спокойно подытожил Тивой. Он только что натянул штаны и, довольный собой, заправлял в них рубаху, — а мне, например, покорились три драконьих заклинания. Простенькие. Сладкого сна, синего ветра и ночного огня.
— А не врешь? — прищурилась Леяра. Если «Синий ветер» и «Ночной огонь» и впрямь были просты и понятны даже юному крылатому, то «Сладким сном» не владели самки без огня.
— Нет, — улыбнулся наследник ловчих. — Продемонстрирую при случае. Помоги, пожалуйста, с манжетами.
Леяра понимающе кивнула — все-таки тело мужа и впрямь еще не вернуло былую прыть — и поспешила на войну со шнуровкой рукавов. Завязала одну тесемку, потом другую и тут же оказалась в теплых объятиях. Обняла в ответ, закрыла глаза и потерлась носом о широкую грудь. Кажется, забывала обо всем в такие моменты. Ничего не оставалось, только его сильные руки, привычный аромат и выскакивающее из груди сердце. Как же хорошо, небеса и крылья, что Тивой остался жив и сейчас здесь, с ней!