— Ложись спать, — велел он.
— Спасибо, — впервые я произнесла это искренне.
Аркаир уже был у двери, но вдруг остановился.
— Не завидую тебе, — неожиданно произнес он. Снова подошел, смерил меня оценивающим взглядом. — До этого день голодала, тут еще наказание на двое суток… А если бы я дал тебе тот сейрил, ты бы не смогла сутки даже пить… Повелитель лучше нас знает людей, но… то ли хладнокровие ему изменило, и он назначил чрезмерно суровое наказание, то ли не учел хрупкость твоего организма.
Дальнейшее я могу объяснить только запоздалой эйфорией от того, что ночи с владыкой все-таки удалось избежать.
— А я могу дать вам пощечину за критику повелителя? — провокационно сощурилась я.
Аркаира странно перекосило, но он ничего не ответил, только смерил меня красноречивым взглядом.
— Извините, — смешалась я. А потом подумала и вогнала еще один гвоздь в крышку своего гроба: — И почему двое суток? Он сказал «два дня». Два дня и двое суток — разные вещи.
— Это в чем же? — сдавленным голосом уточнил Аркаир.
— Ну как… в сутки входит еще и ночь. Он сказал «два дня»… Значит, по ночам можно есть?
У демона странно дернулись губы.
— По ночам можно спать! — бросил он и торопливо вышел из комнаты.
Из-за двери до меня донесся приглушенный низкий смех.
Я почему-то тоже улыбнулась. Легла на застеленную Аркаиром постель, повернулась на бок.
Я уже начинала засыпать, когда дверь открылась, и дворецкий, осторожно ступая, вошел в комнату. Наблюдая за ним из-под опущенных ресниц, я увидела, как он осторожно ставит на стол какой-то флакон и кувшин с водой, а затем, на миг задержавшись у моей постели, уходит.
Такое чувство, что вместе с формой лорд-дворецкий снял с себя долю жестокости и невозмутимости. Губы невольно улыбнулись.
В горле по-прежнему стоял комок, и я резко прекратила улыбаться, вспомнив, через что мне предстоит пройти утром. Оставалось только надеяться, что Аркаир и впрямь замолвит за меня словечко перед повелителем, и мне не придется страстно желать себе смерти следующие двое суток.
Уснула я нескоро.
В эту ночь мне снилась пустыня и глубокие темно-красные глаза на фоне ночного неба.
Разбудила меня жесточайшая тошнота, и я уже привычно опрометью метнулась в ванную, благо планировка этой комнаты ничем не отличалась от предыдущей. Корчило меня в этот раз так же долго и жестоко. Проклятая слизь словно застревала в горле, и отплеваться от нее было отнюдь не просто. Наконец скользкий зловонный комок почил в недрах уборной, и я осела на пол, размазывая по лицу слезы.
Несмотря ни на что, облегчение, вызванное избавлением от этой дряни, наполняло эйфорией.