— Да уж, не передумаю. Ты сам, смотри, не влюбись в меня. Бежать снова мне не очень хочется.
Пообщавшись еще часа полтора, мы, наконец, разошлись по домам. Я весь вечер думала об этом парне. Хотела бы я иметь такое самомнение, как у него. Вроде невзрачный, неухоженный, конечно, кое-что — это часть маскировки, но ведь невозможно скрыть красоту, если таковая имеется. Хотя для меня внешняя красота никогда не стояла на первом месте, главное — красота души. А вот с этим мне еще предстоит разобраться, общаясь с Ником. То, что он интересный собеседник, я уже поняла, и то, что ему от меня ничего не надо, тоже видно невооруженным взглядом. Поэтому я приняла решение, что раз уж мы собрались дружить, то принимать я его должна таким, какой он есть.
О том, чтобы заводить какие-то романтические отношения, тоже речи быть не могло, я еще от прошлых не избавилась. И теперь просто никому не смогу верить, тем более, что мысль о чужих объятиях вызывала глухое раздражение. Поэтому остается только дружба. А со временем, будет видно.
В институте, после того, как мы с Ником сдружились, началась травля. И если на него просто смотрели с ненавистью, то меня каждый старался зацепить. Но я хоть и ростом не вышла, но отпор всегда дать смогу и не только кулаками, но и словами, а это многих раздражало. Несколько раз меня поджидали после пар, чтобы отделать по первое число. Но рядом всегда находился Ник, поэтому мне везло. Как мне потом сказал один из ребят, с которым мы более-менее общались, мой новый друг оказался не сыном местной аристократии, а загадкой, то Ника боялись, потому что он, оказывается, мастер рукопашного боя. Еще в самом начале как он пришел, на него пытались наехать за то, что он не такой как все, то есть, сам нищий, а мнит из себя слишком много. Но он не стал никому доказывать, что породу не пропьешь, она или есть, или ее нет, третьего не дано. И когда на него попытались наброситься местные корольки в количестве пятерых штук, то он их отделал по самое не горюй. Вот после этого к нему и боялись подходить.
Некоторые, которые хотели как-нибудь посильнее унизить, называли нас отбросами, но на таких мы вообще внимания не обращали, как правило, это был кто-нибудь из шавок местных корольков. Кроме, как вякать исподтишка, они и не могли ничего. Да и из себя мало что представляли, выживая за счет сильнейших. А на убогих грех обижаться. Хорошо, учиться нам никто не мешал. Учителя, хотя и кривились от "убожеств", как они нас называли, но нашим знаниям нарадоваться не могли.