— Домой, — еще раз шепнула я, жадно вглядываясь в вырисовывающуюся вдали линию высокого забора.
* * *
Да только дома что-то было не так. Там нас ждали чужие.
Три оборотня: два волка и рысь встретили нас на дворе вожака.
— Вот, Светлый Князь, — прогудел Берн, после того, как наздоровался со всеми. Даже мне перепало крепких, медвежьих объятий, — принимай новую кровь.
Новая кровь мне не нравилась, чудилось в ней обещание скорых неприятностей, но опасения мои казались Сверу беспочвенными.
Прислушаться к интуиции фальшивой нечисти он не счел нужным, да и я, узнав о геройских подвигах новеньких оборотней, тоже перестала доверять своему чутью. Даже стыдно стало за то, что я о таких смелых молодцах плохо подумала.
— Они ж седмицу тому как поперли, — с приятным удивлением, словно не веря еще в то, что увидел, пересказывал нам случившееся Берн.
Медведь с трудом дождался, пока Свер разберется со всеми делами и сможет присесть за один из тяжелых столов в своем доме.
На дворе стоял ранний вечер, но на первом этаже уже было не протолкнуться. Князь приехал, вожак вернулся, у всех сегодня намечалось гулянье.
Я же, притаившись в углу, сидя между радостной Ашшей и каким-то задумчиво-рассеянным Наи, так же, как и двадцать оборотней, ходивших со Свером за податью и не заставших очередное открытие прохода, с любопытством слушала рассказ Берна.
— Мы только вернулись, камни еще разобрать не успели, как они под наше солнце вылезли. Повезло, никак Волчица нас подгоняла, замешкались бы хоть на день, могли не к себе в дом – на пепелище вернуться. На сей раз выходцев трое было.
При этих словах Наи напрягся и рассеянно потёр плечо. Там, под одеждой, нанесенная глефой хту-наа, медленно заживала глубокая рана.
Как он ее заработал, Наи не сказал, только улыбнулся странно, а Ашша пообещала, что скоро я все узнаю. В подробностях.
И вот, сидела, узнавала.
— Если бы не этот доходяга, — Берн бросил благодарный взгляд на нашего личного, обжившегося уже, выходца. Тот все еще не понимал большую часть слов, но как-то уловил, что его только что грубо приласкали, и оскалился, — с меня бы шкуру сняли. Пока мы одного со стены сбросить пытались, второй уже с другой стороны лез. И все легкие, быстрые, тихие. Мерзость иномирная. Одного из этих Трав подстрелил, у парня глаз меткий.
Похлопав по плечу своей огромной ручищей худого и хмурого парня, отличавшегося от своих приятелей не только темным волосом и глазом, но и звериной сутью.
Если светлоглазые и русые оборотни перекидывались в волков, то этот был рысью.
— Еще и твари их мешались, будто яростнее предыдущих были. Сами под топоры бросались, от стрел не думали уворачиваться, и ударов камней не замечали.