В кровожадных мечтах, среди травы и умиротворяющего стрекота кузнечиков я провалялась долго. Пару часов, не меньше. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы перевести дух, смириться с происходящим и, наконец-то, подняться.
Голова кружилась, хотелось пить или сдохнуть. Но, так как сдохнуть не получилось, хотя нельзя сказать, что попыток не было, я медленно побрела на поиски воды.
Воды не находилось. Еды тоже. Вокруг было много знакомых еще с детства трав, которые я охотно помогла собирать бабушке для всяких ее оздоровительных рецептов, еще больше было незнакомых растений, и ничего съедобного. Я едва шла, почти не чувствовала своего тела, зато очень хорошо и во всех подробностях ощущала боль от ран и ушибов, что было довольно обидно.
Только ближе к вечеру, искусанная комарами, обессиленная, опасающаяся заражения крови, я набрела на родник.
Это был праздник лучше любого дня рождения.
Я напилась, промыла кое-как плечо, от души поплакала и с чистой совестью уснула, в ближайших кустах.
Плечо болело значительно меньше, царапины и вовсе перестали напоминать о себе.
Я слишком устала, чтобы страдать, и мгновенно вырубилась, стоило только прилечь.
Это были самые счастливые девять часов моей жизни в этом сумасшедшем месте.
А на исходе девятого часа мой покой был нарушен оглушительным пищанием и болезненным щелчком где-то внутри черепной коробки. Словно кто-то заржавевший тумблер переключил.
Я не вздрогнула, не дернулась, даже дыхание не сбилось, просто проснулась, не сразу сообразив, что происходит и почему так больно, а когда сообразила, мысленно помянула светлячка тихим злым словом.
Шею снова опалило огнем, как когда он ко мне прикоснулся, и я услышала невероятное — хорошо понятную, не напрягающую речь. На этот раз мне не казалось, что перевод запаздывает, как это было со светлячком. Слова накладывались на образы в моей голове и не пугали своей необычностью.
— А вдруг это, все-таки, дух леса? — озабоченный голос ворвался в мой нездоровый сон.
— От духа кровью бы не пахло, — ответили ему густым, тяжелым рычанием.
— А кто сказал, что это его кровь? — не унимался первый.
— Это выходец, — убежденно прорычал второй, — нужно добить.
— Спящего? — возмутился первый, и я возмущалась вместе с ним. Вот уж что-что, а умирать во сне я не хотела. У меня вообще смерть в планах не значилась.
В моих планах жирным шрифтом большими буквами было написано всего два слова «вернуться домой».
И пусть я не знала, как это сделать, не представляла даже, где нахожусь, но сдаваться не собиралась.
— Тогда разбуди его, — предложил тот, чья речь больше походила на звериное рычание.