Ашшу мои желания, конечно, не сильно волновали, а потому на Праздник Урожая я не только была обряжена в платье из красного, старательно прокрашенного льна (разумеется, не украшенного вышивкой), но и имела сомнительную честь красоваться в венке из кленовых листьев, темный багрянец которых был слегка разбавлен золотыми березовыми листочками и яркими гроздьями рябины.
Венок был красивым и удивительно хорошо смотрелся на распущенных волосах, да и платье на удивление ладно сидело на фигуре. Отражение в зеркале мне очень нравилось, не нравилось только то, что я, вся такая красивая, должна была стоять рядом со Свером во время проведения ритуала.
Красное платье, красные волосы и венок… тоже красный, и на фоне совершенно белого Свера, на рубахе которого даже обережный рисунок был вышит серой нитью и не бросался в глаза, я очень сильно выделялась.
Радовало только то, что в быстро сгущающихся сумерках мы со Свером рисковали поменяться местами. Это он скоро будет светиться в темноте, а я, быть может, и затеряюсь.
— Тебе очень идет, — шепнула растроганная Ашша, отдавая меня в руки своего вожака.
Торжественное шествие к капищу, во время которого я топала за левым плечом Свера, рядом с Берном, угнетало. Утешало лишь то, что к котлу, еще днем установленному перед идолом Белой Волчицы и обведенному высыпанным по кругу зерном, Свер пошел один. Оставив меня вместе со всеми у входа под охраной недружелюбных, деревянных стражей.
Костры, расставленные на своих законных местах в паре метров от черты капища, ярко горели, освещая Волчицу и много чего еще.
Народ медленно растянулся по кругу, привычно занимая свои места.
Знаем, видели, проходили. Я осталась стоять около левого, скалящегося в небо стража, рядом с Берном и Ашшей, незаметно вынырнувшей рядом со мной из темноты.
Ободряюще сжав мои пальцы, она улыбнулась, и кивнула на Свера, который дошел до зерна и встал на колено перед котлом.
На этот раз никто не мычал, не бил себя в грудь и не проверял на прочность мои нервы своим неадекватно-вдохновленным видом.
Все стояли, в почтительном молчании ловя едва различимое, хриплое бормотание вожака.
Бормотал он недолго, я не успела даже толком замерзнуть и пожалеть, что не возмутилась, когда Свер велел мне идти босиком.
Он поднялся с колена, и стоило ему только выпрямиться, как вспыхнуло зерно, словно облитое бензином оно ярко разгорелось, вытягивая пламя высоко к небу.
Тихо ахнув, я отшатнулась назад, налетела на Берна, незаметно оказавшегося позади меня, и была возвращена на свое место.
Свер отступил, не поворачиваясь к Волчице спиной. Так и пятился, пока не вышел за черту капища. В абсолютной тишине, в которой не слышно было даже дыхания, мы любовались костерком.