Напевая себе что-то под нос, Зэмба распахивала ставни, впуская в комнату снопы солнечного света. На Луизу обрушилась какофония звуков и запахов, так разительно отличавшихся от привычного лондонского шума. Во влажном воздухе разливался пряный аромат неизвестных цветов, где-то в кустах под окном пронзительно кричала одинокая птица, и далеко, почти на пределе слышимости, кто-то пел. Луиза замерла посередине комнаты, прислушиваясь, и удивленно уставилась на служанку.
— Рабы поют, — равнодушно пожала плечами Зэмба, наливая воду в таз для умывания.
— Рабы? — не веря своим ушам, Луиза смотрела на негритянку.
— Ну да, — та взяла в руки полотенце, ожидая хозяйку. — На плантациях. Они часто поют.
Это странное, берущее за душу пение, казалось, было повсюду. Пока молодая графиня одевалась и приводила себя в порядок, незатейливая, но невероятно красивая мелодия звучала в воздухе.
— Мисс Луиза, мэм! — Адеола радушно улыбнулась, завидев хозяйку. — Проходите в гостиную, там для вас накрыт завтрак.
— А остальные уже…
— Масса Томас давно уехал, — широкая улыбка не сходила с лица экономки. — Мистер Свенсон в кабинете, работает. А миссис Пинс ждет вас. Пойдемте.
Компаньонка и вправду обнаружилась в столовой. С лицом, полным невероятного осуждения, она молча сидела над пустой тарелкой. Плотно сжатые губы казались тонкой ниточкой на сухом лице. Чопорно поздоровавшись, она кивнула застывшему за спиной слуге, и тот принялся накладывать густую подливу из стручковой фасоли с томатом. Рядом парили ароматные колбаски, густо политые сливочным соусом. В кувшине со свежевыжатым соком медленно таял лед — настоящая роскошь даже для Лондона! Горкой возвышались кукурузные лепешки, из-за которых выглядывал кувшинчик с топленым маслом.
— Не знаю, что вы любите на завтрак… — Адеола обозревала стол с гордым видом. — В «Магдалене» любят, чтобы еды было вдоволь.
— И никакой яичницы с беконом, — страдальчески прошептала мисс Пинс, косясь на колбаски.
— Адеола, а кто отвечает за сервировку? — решила взять быка за рога Луиза, разглядывая разномастную посуду.
— Я, мэм, а что? — спросила экономка, пряча широкие руки в не менее широкие карманы платья. Сегодня оно было цвета фуксии. Лицо Адеолы, обрамленное розовой косынкой, добродушно сияло.
— Если можно, я бы посмотрела на всю посуду, что здесь есть, — осторожно начала Луиза, боясь обидеть женщину чрезмерной поспешностью, с которой она собиралась знакомиться с хозяйством.
— Да благословит вас Господь! — всплеснула руками Адеола. — Я кого только ни пыталась приобщить к этому делу, так не хочет же никто! Масса Томас смеется, говорит, что ему и так сойдет, но я-то знаю — не правильно мы что-то делаем. А как надо и не знает никто.