В этот раз никто не пытался меня остановить. Охрана будто испарилась и это было только на руку. В университете словно закончился кислород и легкие жгло, голова кружилась, а ноги заплетались. Помню, как буквально перевалилась через турникет, в глазах все темнело, а руки тряслись, словно в припадке эпилепсии.
Бабье лето на дворе радовала остатками теплого солнца и высокой температурой, создавая слабый контраст между душными коридорами и улицей.
Медленно спускаясь по перилам вниз, я молила лишь об одном: не встретить Шакалова. Шанс вернуться в свою маленькую улитку и пересидеть там хотя бы день в спокойствие манил так сильно, что силы брались непонятно откуда. Правду говорят — перед смертью не надышишься.
Внезапно кто-то схватил меня за руку, вынуждая остановится. Но не успела я повернуться, как мужчина уже поднял меня на руку, таким образом ускоряя передвижение.
— Тебе плохо. — констатировал Шакалов, не давая сказать и слова. Я была так слаба, что не смогла даже ударить его, протестовать или что-то сделать. Новый приступ тошноты и головокружение, заставил дезориентироваться и сжаться, ожидая, когда все пройдет. — Только не говори, что для тебя нормально постоянная рвота и головокружения, вплоть до обморока.
— Я не упала в обморок. — собрав остатки силы в кулак, выдохнула я.
— Только потому, что я вовремя схватил тебя за руку, Черничка. — немного нервно съязвил Шакалов, а затем снова вернулся к привычному холодному тону: — Мы поедем в больницу прямо сейчас. Нет смысла ждать окончания концерта.
— Но… все ведь так готовились!
— Там останется Максим. Я доверяю ему, как себе. — отмахнулся мужчина, продолжая быстро и уверенно лавировать между деревьями и толпами студентов, решившими покурить на большой перемене.
Шакалов нес меня, как машина, без нелепых поглаживаний, странных вздохов и пошлых анекдотов. Я горько вздохнула, с ужасом чувствуя дежавю. Кукла снова сломалась и требует починки.
На глаза снова навернулись слезы, окончательно отрезая меня от мира. Внезапно я ощутила себя такой жалкой, никчемной и никому не нужной, что едва не зарыдала в голос. Слава богу, общая слабость не давала даже моргнуть без усилий. Я цеплялась за этот мир, словно попавший в тайфун за каждое дерево на его пути. Бессмысленно? Возможно… Но, господи, как же хотелось, чтобы кто-то смотрел на тебя с восхищением, любовью, дышал тобой и больше никого не видел!
Замечала ли я, что Инга с Владом изменились после ночи в камере? Естественно. Но, где-то там, глубоко внутри, я верила, что смогу исправить себя, их и ситуацию. Потому что люди меняются под давлением чувств, а не на оборот.