— Веришь в карму? — совершенно спокойно спросил он, будто не был олицетворением всего мирового зла, а внезапно оказался простым мужчиной, нуждающимся в простом, человеческом разговоре.
— Верю.
— И, по-твоему, жизнь всегда справедлива? — Шакалов грубо хмыкнул и с придыханием выдал: — Тогда история двухмесячной давности тебя ничему не научила, Черничка.
Все. Мой запас терпения кончился!
Резко повернувшись к мужчине, я смерила его полным призрения взглядом и с трудом сдержав крутящиеся на языке маты, сквозь зубы протянула:
— И что я должна была вынести из этой истории? — Кирилл глухо рассмеялся и отвернулся, будто мое настроение, выражение лица и поведение его смешило, а не злило. Это только добавило градуса к моим и без того закипающим нервам! — Помнишь то, что я сказала тебе в больнице? Это правда, Шакалов. Я могла бы забыть унижения над собой, но не над моим ребенком.
Мужчина резко повернулся и сощурив глаза, пристально посмотрел на меня, протянув руку. Его пальцы сжали мой подбородок до того, как я успела отстранится.
— Чем быстрее ты станешь кроткой, тем быстрее у нас все наладиться. Заметь, именно ты всегда вынуждала меня выбирать кнут, а не пряник. — Шакалов резко опустил взгляд вниз, на мой живот и как-то нервно сглотнув, неуверенно протянул. — Если это правда… То, что сказал Гайка… Я ошибся и мне жаль. Тебе придется принять мои извинения, и женится. Другого не дано. Женщина, которая носит моего ребенка, — моя женщина.
Не знаю, могло ли это задеть Кирилла хоть каплю, но я сказала то, во что верила каждой фиброй души и была уверенна в словах, как в себе:
— Ты можешь заставить меня делать все, что душе угодно. Но… Я никогда не полюблю тебя. Даже другом ты мне быть не сможешь. Никогда, Шакалов. Пожалуй, это будет одной веткой на дереве мой мести тебе. — не знаю, что произошло, но энергетика вокруг поменялась. Странно, но Шакалов не изменился, не убрал руку и даже не моргнул… Тем не менее, я остро чувствовала — что-то изменилось. Словно ветер вдруг стал не северным, а южный.
— Даже не знаю, кому досталось большее наказание, Черничка. Не знаю… — криво усмехнувшись, парировал мужчина, а затем вдруг резко убрал руку и отвернулся к рулю, переходя на уже знакомый холодный, отреченный и без эмоциональный тон: — Иди домой и отдыхай. В институте у тебя больничный на неделю. Придешь раньше на учебу — будет наказание.
Замок щелкнул, и я поняла, что все время машина была заблокирована. Не ожидая повторного предложения выйти, я резко распахнула дверь и вышла, рванув к подъездной двери, словно умалишенная.