– Черт, – сказала она, – я на тебя не рассердилась.
– Ты была зла как черт.
– Совсем нет. Почему ты думаешь; что это серьезно? Только потому что я орала? Ты правда веришь, что я считаю тебя… Как я назвала тебя?
– Кажется, вечным приживалой.
– Вечным приживалой. Черт. Я была жутко раздражена в ту ночь, Дэйв.
Личные проблемы, да и мои женские дела вот-вот должны были начаться. Я потеряла контроль. Я просто выпалила первую попавшуюся чушь, пришедшую в голову, но почему ты поверил, что я так думаю? Тебе-то уж не следовало принимать меня всерьез. С каких это пор ты принимаешь за чистую монету то, что люди произносят вслух?
– Джуд, твой разум говорил то же.
– Да? – Ее голос внезапно осел. – Ты уверен?
– Я слышал это четко и громко.
– О, Господи, Дэйв, имей совесть! В тот момент я могла думать что угодно. Но под этим гневом, под ним, Дэйв, ты должен был увидеть, что я совсем не то имею в виду. Что я люблю тебя, что я не хочу потерять тебя.
Ты – все, что у меня есть, Дэйв. Ты и малыш.
Ее любовь была мне неприятна, а ее сентиментальность еще менее по вкусу. Я сказал:
– Я больше не читаю глубин, Джуд. В последнее время я не могу. И все же не нужно было так шипеть. Да, я вечный приживал, и я занял у тебя больше, чем ты могла дать. Черная овца твой старший брат чувствует себя очень виноватым. Будь я проклят, если еще когда-нибудь попрошу у тебя денег.
– Виноватым? Ты говоришь о вине, когда я…
– Нет, – перебил я ее, – не надо винить себя сейчас, Джуд. – Не сейчас.
Ее угрызения совести за прошлую холодность ко мне были еще неприятнее вновь обретенной любви. – Что-то мне сегодня не хочется выслушивать признания.
– Ладно-ладно. С деньгами у тебя все в порядке?
– Я сказал тебе, что делаю семестровую работу. Перебьюсь.
– Придешь завтра на ужин?
– Я лучше поработаю. Много работы, Джуд. Сейчас самый сезон.
– Будем только мы вдвоем. И малыш, но я его уложу пораньше. Только ты и я. Мы бы могли поговорить. Почему ты не придешь, Дэйв? Тебе не следует, так много работать. Я приготовлю для тебя что-нибудь вкусненькое. Сделаю спагетти и горячий соус. Что хочешь? Скажи.
Она умоляет меня, моя ледяная сестра, за двадцать пять лет не давшая мне ничего, кроме ненависти. Приходи, я буду твоей мамой, Дэйв. Позволь мне любить тебя, братик.
– Может быть послезавтра. Я тебе позвоню.
– А завтра? Никак?
– Не думаю, – сказал я.
Молчание. Она не хочет просить меня. В наступившей тишине я говорю:
– А что ты сама сейчас делала, Юдифь? Есть кто-нибудь интересный?
– Вообще никого. – Ее голос твердеет. Она развелась два с половиной года назад и спит со всеми подряд. Ей тридцать один год. – Я сейчас между мужчинами. А может быть, вообще без мужчины. Я не собираюсь снова вляпаться.