— Глеб может снять с карточки не больше восьмидесяти тысяч в сутки. Если хочешь больше, придется подождать еще день.
— А если спросить других?
— Других у меня нет.
Это было правдой. После разрыва с Настей Саран стала уделять больше времени «Гондване», и на неподотчетных любовников его не хватало.
— Что ты ему сказала? Если не секрет.
Денис сидел, приоткрыв рот, лохматый и похожий на спаниеля. Саран наконец сжалилась.
— Давай налью молока. Это помогает, — она встала и открыла холодильник.
Только бы молоко не успело скиснуть. Саран не была в магазине, кажется, целую неделю.
— Глеб думает, что у моей матери лейкемия. Это излечимо, но постоянно нужны деньги. Сегодня я сказала ему, что она умерла.
— И он согласился дать тебе сто шестьдесят тысяч на похороны?
Саран достала с верхней полки полупустую бутыль, отвинтила крышку и понюхала. Вроде бы живое.
— На похороны, на билет домой — он думает, что моя родня живет в Улан-Удэ. Плюс всякие отпевания, венки, поминовения, — она неопределенно махнула рукой. — Глеб очень религиозен и не скупится на такие вещи.
Она налила молоко в стакан и протянула Денису.
— И тебе… — неуверенно начал он, но так и не договорил.
— Не стыдно ли мне? — догадалась Саран. — Не очень. Глеб считает меня мусором, о чем даже не стесняется говорить открыто. После того как мы переспали, он два часа читал мне лекцию о чистоте и целомудрии. Для него я — порченый товар. Но ему нравится трахать меня, и он любит, что я завишу от его денег.
— Как ты это терпишь? Ведь ты можешь найти кого-нибудь поприличнее. Я имею в виду — с твоей внешностью и… и прочим.
Саран усмехнулась.
— И прочим? — она передернула плечами. — Глеб — неплохой вариант. Ему всего двадцать шесть, но его отец — совладелец строительной компании. Взял сына менеджером в главный офис — чтобы тот научился работать. Глеб получает что-то около пятидесяти тысяч в месяц, как и весь остальной офисный планктон, но при этом имеет доступ к папиному кошельку. Так что не бедствует. Я же для него — вынужденная мера. Парень мечтает о жене-девственнице и восьмерых детишках, просто пока еще не нашел своей единственной. Он готов ждать, но вот его гормоны — нет.
Денис покачал головой.
— Мне этого не понять. Зачем быть с тем, кто вытирает об тебя ноги?
— Ты мне скажи.
— Не сравнивай.
— Разве твоя ситуация так уж отличается от моей?
— Да! Я счастлив!
— Сказал заморенный оборванец, который в двадцать лет выглядит на все тридцать пять.
— А почему нет? Это мой выбор, мое решение.
— А это — мой.
— Твой выбор — продавать себя какому-то уроду?