— Ну, да… что-то припоминаю, — бормочу я. — Стоп, погоди. А когда будет этот вечер?
Элли задумчиво прикусывает губу и морщит носик.
— В субботу. Да, точно. В пятницу у меня встреча со Стасом, а в субботу вечером с Темой.
Вздыхаю, поджимая губы. Когда-нибудь эта ситуация выйдет из-под контроля, и у меня как-то нет желания быть втянутой в последствия. Но что уж тут поделаешь, когда твоя подруга творит, что ей вздумается.
— Ха. Вот те раз, — тяну я. — Марина предложила мне поработать официанткой на одном благотворительном вечере в субботу. Типа, отец слишком много отдает мне денег, а ей, видите ли, не хватает на открытие своей выставки.
Блондинка кривится.
С Мариной у нее давняя неприятная история. Когда мамы не стало, бабушка не могла за мной присматривать, поэтому опекунство отдали в руки папы, и я поселилась вместе с ним у мачехи. Он постоянно пропадал на работе, а Марина сидела дома и рисовала свои отвратительные картины, в тайне мечтая, что станет вторым Пикассо или Ван Гогом. А, может, хотела придумать еще один квадрат Малевича и прославиться, хрен ее разберет. Она не работала из-за декрета, вечно торчала в студии, изредка за гроши продавала свои картины.
Мне было лет четырнадцать. Как-то раз мы с классом собирались отправиться на несколько дней в Питер, но Марина убедила отца, что у нас нет денег, и, следовательно, поехать я никуда не смогу. Элли прознала об этом и начала возмущаться, мол, на дорогие краски, холсты и прочую чепуху Марина деньги тратит, а мою экскурсию оплатить ее жаба душит. Подруга предложила мне денег на поездку, но я отказалась.
И тогда Макеева пришла к нам домой, скупила все картины Марины и заявила:
— Вот теперь у вас есть деньги, и Ира может поехать в Питер.
Мачехе ничего не оставалось, как согласиться.
А потом мы с Элли сожгли эти чертовы картины на заднем дворе возле мусорных контейнеров. До сих пор помню, как приятно было смотреть на пылающие холсты с отвратительными безвкусными рисунками.
— Ну, я не удивлена, — бурчит блондинка. — Это в ее духе…
Консультантка приносит несколько коробок с обувью и начинает демонстрировать туфли. Элли отмахивается от первых двух пар, а третьи решает примерить.
— Так, значит, ты тоже там будешь! — улыбается подруга. — Слава Богу, а то я уже настроилась на скучные светские беседы. Они снова начнут интересоваться моей матерью, спрашивать, как у нее дела и все такое… Тебе нравится? — поворачивается ко мне, показывая бархатные туфли на высокой платформе.
— Нет, — кривлюсь. — Ты в них взвоешь, как обычно. Попробуй вон те, — показываю на пятую коробку, на которой стоят изящные босоножки на тонкой шпильке.