— You are free.
Вроде бы не ошибся, правильно сказал, а они все молчат. Других языков Женя не знал, а потому пожал плечами, шагнул к крайнему, подобрал ружье убитого негра. Так, на всякий случай. Кто ж знает, что он сделает, взявши его в руки. А ну как пальнет! Судя по досадливому выражению, явственно проступившему на лице человека, поступил правильно. Затем вынул нож у убитого и бросил его под ноги тому, кто показался слабее других. Отошел в сторону, присел на корточки и стал ждать. Через пару минут его осенило: да они же голодные! Он хлопнул себя по лбу, распотрошил рюкзак, аккуратно разделил бутерброды на четыре части и разложил на земле на поближе к людям. Рядом положил флягу. Отступил назад, снова присел. И опять тишина. Они что, думают, что это какая-то провокация? Тут позади него раздался жалобный вопль:
— Долго мне еще тут стоять?
— До следующего негра! — рявкнул на нее Женя. — Пока, мля, мозги из задницы обратно в голову не стекут!
— Ну мне же неудобно!
— Неудобно спать на потолке. А ты, овца, за свою дурость страдаешь. Вот и страдай по полной.
Женя повернулся к освобожденной им четверке, а за его спиной начался скулеж и тихие подвывания.
— Мать вашу растудыть, и долго я буду тут ждать?
Один из пленников, тот самый, что подбирался к ружью, среднего роста мужичок с грязной короткой бородкой, местами сохранившей русый цвет, осторожно спросил на чистейшем русском языке:
— Ты что, русский? Из России?
— Нет, млин, нигер губастый. А то ты не видишь! Конечно из России.
— Вот прям из настоящей России?
Женя тормознул.
— А что, есть какая-то другая? Я знаю только одну.
Мужичок замолчал, запустил руку под рубаху, остервенело почесался. Потом продолжил:
— А здесь ты откуда?
— Погулять, млин, вышел. На негров поохотиться. Вон, на живца.
— Я серьезно спрашиваю.
— А я что, шучу? На разведку пошел, вас встретил. Решил доброе дело сделать. И где, собственно, благодарность?
— Так ты что, из-за нас просто так негров пострелял?
— Ну наконец-то!
— Из России! — заорал вдруг мужик! — Опупеть, настоящий живой русский! Земеля! — и кинулся обниматься. Кинулся, и тут же упал, запутавшись в веревках.
— Раскудрить твою бабушку через коромысло!
Он снова вскочил и, уже осторожней, подбежал к Жене.
— Freiheit! Die Russen! Freiheit! — крикнул он остальным.
— Они что, немцы? — переспросил Женя, тщетно пытаясь отстраниться.
— Немцы, немцы. Потом все расскажу. Нет, ну надо же!
Веревки на ногах были разрезаны в мгновение ока. А в следующее мгновение на Жене повисли еще трое. Его обнимали, хлопали по плечам с воплями: