Отец откликнулся почти сразу и, как обычно, по-военному четко.
— Лунев. Слушаю.
— Папа…
— А… Оклемалась?
— Да. Спасибо, — хотя за что? Ну ладно. — С Васей все в порядке?
— Да. А что, собственно, может произойти?..
— Мне звонили и угрожали. Угрозы эти непосредственно касаются детей. Пока я в больнице, мне бы хотелось, чтобы ты взял под свою опеку не только Васю, но и Наташу. Только… Папа, это может быть опасно. Аслан…
— Да я эту чеченскую морду в лепешку размажу, если он только посмеет…
Далее разговор сделался неконструктивным, но главное все же я для себя уяснить смогла — дети будут под надежным присмотром. Отключила телефон.
— Мама… — Натка дотронулась до моего плеча.
— Так-то, милая, — собственный голос долетел словно издалека.
Как же я устала… Уже… Стиснула зубы. Мне нельзя болеть! Только не сейчас! Где этот Витаминыч, черт его дери? Посмотрела на дверь. Нет, не вошел. Странно. Мне было показалось…
— Наташа, езжай к деду и оставайся там. Мне так будет спокойнее. И прошу тебя, сдерживайся. Дед у тебя не подарок…
— Не волнуйся, мама. Я уже знаю, к чему может привести… — закусила губу, встала, потом неловко клюнула меня в щеку и, подхватив сумочку, пошла к дверям. — Я буду звонить.
— Хорошо.
Улыбнулась, открыла дверь и с размаху врезалась в чей-то живот. Он был так объемист, что казался чем-то отдельным и самостоятельным, тем более что виден был только он — сам его хозяин все еще оставался в коридоре. Наташа извинилась, обогнула эту поразительную плоть и, махнув мне последний раз, исчезла. Живот же двинулся вперед, постепенно перерастая в коротенького, совершенно лысого и потому особенно шарообразного человечка в белом халате, который он и не пытался застегивать. Витаминыч, а я почему-то совершенно не сомневалась, что это именно он, докатился до моей кровати и с некоторой опаской, кряхтя, опустился на стул.
— Ну-с. Мария Александровна, как настроение?
— Раздраженно-потрясенное.
— А вот мы укольчик, и все будет ладненько и спокойненько.
— Не надо мне такой укольчик. Мне бы, Юрий Вениаминович, другой, чтобы на ноги скорее встать.
Деловито сопя, обернул мне руку черным полотном тонометра, накачал воздух, вздернув короткие бровки, посмотрел на результат.
— Поспешишь, людей насмешишь, Мария Александровна.
— Пусть смеются, а мне не до смеха.
— Слышал, слышал.
— Вы видели его?
— Его?
— Ну… Иванов его фамилия. Привезли вместе со мной.
— А… Нет. Не моя епархия, — завладел моей рукой.
— Мне бы узнать… Глядишь, и укольчика бы не понадобилось, — улыбнулась заискивающе, стараясь не думать о том, как сейчас выгляжу.