Серджо уже открывает рот, чтобы продолжить свои малоприятные для меня расспросы, но его прерывают самым грубым образом.
Сначала мы слышим визг. Следом за ним в комнате появляется командир Кондратьева полковник Приходченко собственной персоной. Визжит, правда, не он, а его пленница. Серега и Федор даже дух переводят — в вытянутой руке, подальше от себя, полковник держит Марию-Терезу, которая мало того что верещит, как мартовская кошка, так еще и норовит начать царапаться. Вот только руки у нее короче, чем у высоченного Приходченко, а потому до полковничьего тела итальянка просто не дотягивается. Приходченко же явно пребывает в некотором недоумении. Обводит нас всех взглядом и неуверенно сообщает:
— Вот, поймал на дороге. Дикая какая-то… Ваша?
Я, несмотря на то, что Серега все еще держит меня за волосы, начинаю хихикать. Федор прячет лицо чуть ли не подмышку — ему ржать над начальством ну совсем не с руки. Один Сергей полностью контролирует собственные эмоции. Сделав вид, что просто обнимал меня, а не таскал за волосы, он отступает в сторону и с предельной честностью в голосе сознается:
— Наша. Родственница, можно сказать.
* * *
Сидим уже второй час. Поначалу итальянская девчонка только и делает, что рыдает. Добрая Ксения приносит ей стакан воды, и та пьет, стуча зубами по стеклу. Наших пленников забирают СОБРовцы, которые прибыли с Приходченко. Теперь этим новым «итальянцам в России» предстоит ответить на массу самых разнообразных вопросов. Нам же кое-что должна пояснить сама Мария-Тереза. Вот только успокоиться она никак не может.
— Федь, ты это… поговори с ней, — приказывает Приходченко. — Переговорщик ты или нет, в конце концов?
— Не имею никакой возможности, товарищ полко… Тьфу ты!!! Господин полковник! С иностранными языками у меня того… не очень.
— Лоботряс, ты Кондратьев! Не учишься не фига. То пули ловишь, то женишься, то вот детей разводить надумал. А учеба как же? Побоку?
— Никак нет! — рапортует Федор, глядя на начальство взглядом придурковатым и ревностным, как и положено.
Начальство взирает на него благосклонно. Такой взгляд начальству всегда приятен. Только потом начальство решительно проводит ладонью по лицу — от лба к квадратной челюсти, и я обалдеваю — человек просто у меня на глазах взял и стер с себя личину этакого недалекого и ретивого вояки. А ведь до этого я даже не подозревала, что игрушки это, что забавляется он так, изображая картинного солдафона — рубаху-парня с незатейливым умом и малой толикой образования за плечами. Что открылось под этой самой личиной, я пока понять не могу. Одно сразу становится яснее ясного: в отличие от Федьки, с иностранными языками у Приходченко все о'кей. Его английский совершенен. Такое, согласитесь, чувствуется.