Придется идти к Яблонскому и просить выдать мне вперед мой будущий гонорар. Опять останусь без копейки, ну да что делать? Ничего, как-нибудь справлюсь… На съемочной площадке Ивана нет. Из угла в угол слоняются администраторы. Остальные смотрят в баре футбол. Евгенчик, видно, очень хорошо знает нашего режиссера…
Иду и начинаю решительно барабанить к запертую дверь номера Яблонского. Сначала за ней тишина. Потом доносится какой-то совершенно нечеловеческий рык. А потом и сам великий режиссер — всклокоченный, с мятой физиономией и в жеваной одежде, в которой он, судя по всему, спал, возникает на пороге. Духан от него такой, что сразу вспоминаю Жванецкого: «Когда наутро я открыл дверь из моей комнаты на балкон, два голубя сдохли. Хотя я им кричал: „Отойдитя-я-я“»…
— Поговорить надо.
— Маш, я тебе чего вчера?..
— У меня отец сегодня ночью умер.
— Черт… Подожди минутку.
Скрывается в номере. Возвращается очень быстро, уже в свежей майке, причесанный и с зубной щеткой за щекой. Молча кивает головой в сторону комнаты. Вхожу. Сам Яблонский идет в ванну — завершить утренний моцион. Я же осматриваюсь. Кавардак. Обычный мужской кавардак. Ничего нового и необычного. На прикроватной тумбочке женский портрет в рамке. А он сентиментален…
Беру в руки. Красивая… Очень красивая. И очень молодая. Лицо какое-то… беззащитное. И очень уязвимое.
— Жена.
Смущаясь ставлю портрет обратно. Оборачиваюсь. Стоит, привалившись плечом к дверному косяку.
— Прости.
— Что? Уже насплетничали про нее?
— Да. И прости еще раз. Мне сейчас…
— Что случилось с твоим отцом? Мы же виделись недавно совсем — как огурец был… От чего он умер?
— От того же.
Киваю на портрет. Яблонский бледнеет и отворачивается. Молчит. Потом находит в себе силы уточнить.
— Наркотики?
— Да.
— Дерьмо. Ладно. Чем могу помочь?
— Мне бы денежек в счет будущего гонорара.
— Сколько надо?
Идет к кровати, возле которой на тумбочке лежит его бумажник. Смотрит вопросительно. Пожимаю плечами. Просто не знаю.
— На, — вынимает все, не считая, и протягивает. — На первые расходы должно хватить. Позже карточку катану, еще сниму. И если машина будет нужна, что-то еще такое — только скажи.
Прячу деньги в карман и киваю. Стараюсь не смотреть ему в лицо. Как оказывается тяжело подозревать человека, который тебе настолько симпатичен… Ладно.
— Машина понадобится. Я его в Калязине, рядом с мамой…
Вдруг не справляюсь и принимаюсь реветь. Глупо-то как! Подходит торопливо, обнимает, прижимая мою голову к своей груди. Вырываюсь яростно.
— Не трогай. Никогда бы к тебе не пришла, если бы не деньги!