Люда вздохнула. Что теперь жалеть… Отец и не знает, что разделил с дочерью груз своих тайных делишек. Будет и дальше строить из себя верного и порядочного мужа, который думает только о семье и своих близких. А мама до сих пор искренне его любит и не подозревает, что по ее любви и нежности – она ведь по-прежнему смотрит на отца с трепетом и теплом, Люда помнила этот взгляд еще из детства – ходят в грязной обуви.
«Мама не должна узнать, - написала Люда. – Ни в коем случае».
«Она не узнает, - заверил ее Черников. – Все будет хорошо».
Почему-то Люда сразу ему поверила.
Зеленый значок, который показывал положение человека в сети, погас – Черников вышел со своей страницы. Люда отложила смартфон на подушку и подошла к окну. На улице шел дождь, по стеклу медленно сползали капли, и знакомый вид на городские окраины становился размытым, таинственным, туманным. Люде казалось, что она смотрит на декорации какого-то спектакля, и занавес готов раздвинуться, чтобы пьеса началась. Ночь Самхейна была самой заурядной, такой, какой и положено быть осенней ночи – дождливой, холодной, полной тоски. В домах, громоздившихся перед Людой, погасли почти все окна – посмотрев на старые часы, висевшие на стене, Люда подумала, что скоро пробьет полночь, уличные фонари погаснут, и мир погрузится во мрак, похожий на то скопление тьмы, которое царило в заброшенной церкви.
Вспомнив сон, Люда невольно поежилась, словно откуда-то потянуло мертвящим ледяным ветром. Осенняя ночь будто бы приблизилась к окну, прилипла к нему темным мокрым телом, и Люда, оказавшись лицом к лицу с ней, вдруг особенно отчетливо ощутила собственную беззащитность. Она была одна: все люди, способные хоть как-то ей помочь, сейчас рассыпались по разным городам.
Фонарь, стоявший напротив окна, мигнул, собираясь гаснуть, но в следующую минуту вспыхнул еще ярче. Люда посмотрела вниз и увидела угольную тень, настырно копошившуюся у основания фонаря. На какое-то мгновение Люде почудилось, что она дышать разучилась: тень дернулась и развернулась в знакомый горбатый силуэт.
Люда дернулась в сторону, за занавеску, умоляя, чтобы горбун не заметил ее. Впрочем, какая разница – если он добрался сюда, то наверняка знает, где искать жертву. Спустя несколько невероятно долгих минут, Люда собралась с духом и выглянула в окно. Фонарь по-прежнему ярко горел, и никаких подозрительных теней больше не было. Вздохнув с облегчением, Люда опустилась на кровать, и в это время в дверь зазвонили.
Она подпрыгнула от неожиданности, чувствуя, как дрожит сердце. Звонок повторился, и Люда услышала, как отец вышел из комнаты и пошел к двери, негромко бранясь по поводу таких поздних визитеров.