— Нет, — промолвила она с искренней печалью. Брюн всем сердцем чувствовала, что именно в эту минуту окончательно прощается с детством и юностью и оставляет саму себя в прошлом. Что будет впереди? — она не знала и не была готова к встрече с тем, что ждало ее за поворотом.
— Нет, — повторила Брюн и закусила губу, чтоб не расплакаться. Эрик вздохнул и снова дотронулся до руки Брюн, словно хотел проявить участие и понимание и боялся, что она его оттолкнет с возмущенным гневом.
— Тогда будете мыть пробирки в моей лаборатории, Брюн, — сказал он. — Правда, у меня их почти нет. Но я найду, чем вам заняться.
Мыть пробирки? Какая глупость!
Отец, который после смерти жены взялся за воспитание сыновей с утроенной решительностью, всегда говорил: «Вы должны быть бОльшими джентльменами, чем вы есть». Для лучшего запоминания сей немудреной сентенции он использовал розги — ровно до тех пор, как Эрику стукнуло пятнадцать, и он решил, что с него хватит. С тех пор прошло полжизни, и иногда Эрик думал, что именно отцовские розги сделали Альберта чудовищем. Если бы брат рос в любви и душевном тепле, то никогда бы не стал тем, кем стал.
Впрочем, речь не о брате, а о том, что Эрик в очередной раз проявил благородство там, где не надо было этого делать. Раз уж его эксперимент оказался неудачным, то это следует признать и отправить Брюн к родителям, а не прятать голову в песок в напрасных попытках исправить то, что неисправимо. Знающая с косичкой артефакта! Только старшему Эверхарту могло так повезти.
Сейчас Брюн сидела с ним рядом на мягком диванчике вагона, поезд вез их домой, и Эрик в очередной раз чувствовал себя одураченным жизнью. Внутренний голос говорил, что с собой надо быть честным всегда — Эрику следовало признать, что Брюн ему просто понравилась. В конце концов, почему бы и нет? Юная очаровательная девушка не может не нравиться. К тому же, у девушки был вполне решительный характер и умение отстаивать себя.
Странно было бы, если бы она не понравилась.
— Вы давно занимаетесь артефактами? — полюбопытствовала Брюн, когда ей надоело смотреть в окно на однообразные леса и перелески.
— С шестнадцати лет, — ответил Эрик. — Отец хотел, чтоб я пошел по военной части. Но тогда бы Берт остался предоставленным самому себе. Так что это был оптимальный выбор.
Он мысленно осадил себя. Брюн просто коротает время в дороге, на самом деле ей все это не интересно. Берт для нее не любимый брат, не родное существо, которого маленький Эрик кормил и нянчил, а чудовище, монстр на болоте. Незачем вдаваться в детали.