Она не дошла: рухнула на влажные булыжники мостовой и заскулила от боли в ушибленных ладонях. Из будочки высунулась усатая физиономия — судя по всему, ее обладатель коротал время за кружкой пива.
— Что там, Гайнц? — услышала Брюн. Обладатель усатой физиономии нахмурился и вышел из будочки.
— Девка какая-то… — крикнул он. — Поль, иди сюда! У нее кровь!
Напарник усатого был одет в инквизиторский мундир, небрежно наброшенный поверх рубашки. Брюн видела его через какую-то мутную пелену.
— Сам ты девка, Гайнц, это барышня, — произнес инквизитор, и Брюн почувствовала, как чужие руки укладывают ее на что-то мягкое. — Эй, миледи! Что с вами?
— Гревский душегубец? — испуганно предположил Гайнц, дотронувшись до виска жестом, отпугивающим нечистого. «Меня контузило, — устало подумала Брюн. — Ничего я не успела».
— Артефакт взорвался, — хрипло прошептала она. — Там мой муж… он умирает.
Брюн понятия не имела, почему решила назвать Эрика своим мужем — просто с губ сорвалось. Инквизитор выругался сквозь зубы и, вытащив из кармана пластинку артефакта, бросил ее на мостовую — спустя несколько мгновений в небе над лабораторией расцвел алый огненный цветок.
— Ах ты, Господи, — бормотал Гайнц. — Только жмура на участке нам не хватало! Двух жмуров.
«Это я — второй жмур», — подумала Брюн. Чужая рука поднесла к ее лицу пузырек нюхательной соли, и отвратная вонь, почти выворачивающая наизнанку, взбодрила и освежила Брюн. Вернулась ясность сознания: Брюн схватила руку со склянкой и заговорила:
— Громобой, это свежий Громобой, только вызрел. Он взорвался и ранил моего… — она запнулась, но потом сказала четко: — Моего мужа. Помогите же, он умрет!
— Не волнуйтесь, миледи, — уверенно произнес инквизитор. Судя по одутловатому лицу, он старательней служил пивному бочонку, чем хаомийской короне. — Я уже подал сигнал.
А потом на улице показался экипаж медикуса, белый с красной поперечной полосой — и Брюн поняла, что успела. «Вот только мне это не принесло счастья», — подумала она и смахнула слезу со щеки.
— Я, честно говоря, ожидал, что вы зададите стрекача.
Часы на больничной стене показывали половину третьего ночи, но по виду министра Тобби нельзя было сказать, что его подняли с постели. Идеально выбритое бледное лицо, прическа волосок к волоску, черный мундир — Тобби, сидевший на скамье рядом с Брюн, казался собственным парадным портретом.
— И оставить человека в беде? — устало спросила Брюн и сама же ответила на вопрос: — Ну уж нет.
Медикусы осмотрели ее еще по пути в больницу и нашли контузию Брюн совершенно пустяшной. Крошечная желтая пилюля, которую ей почти на бегу вручила женщина в белом одеянии, сняла головокружение и тошноту, так что Брюн могла спокойно ждать, когда откроется дверь палаты и выйдет медикус, занимавшийся Эриком.