— Преодолима, — заверил меня гений конспирации. — Скажу тебе по секрету, смысла в этом запоре совсем нет.
Так-с! А вот с этого момента поподробнее, Тимофей Алексеевич!
— Неужели тебе приходилось уже это проверять? — я нахмурилась, ощутив, как змейка-ревность подняла свою голову.
— Нет, — самодовольство расплылось по наглой физиономии моего возлюбленного. Он раскусил меня, это однозначно. И чтобы хоть как-то компенсировать мне моральный ущерб, Тим сгрёб меня в охапку и произнёс в макушку:
— Настюш, ты даже не предоставляешь, как мне нравится, когда ты ревнуешь!
— Пф! — фыркнула я в ответ, пихнув кое-кого самоуверенного в бок. — Вот ещё! Помечтай!
— Да? А я и вправду размечтался, — протянул Тимофей с самой коварной из улыбок. — А заодно хочу тебе показать одну вещь. Если ты завтра утром внимательно посмотришь в окно, то заметишь неоднородность стен дома. И что от твоего окна до моего идёт рельефная кладка, по которой можно добраться сюда. А уж выпирающие карнизы, так это просто рай для шпиона или вора. Или для мальчишек, почувствовавших себя героями.
— Ясно, — я отмахнулась. И тут же решила уточнить один животрепещущий и виляющий хвостом вопрос, — скажи, как зовут эту собаку? — я пальцем ткнула в сторону спаниеля, думая, что притихшего пса мужчина заметил.
— Кекс. Он… — тут Тим внимательно и с какой-то печалью посмотрел на меня, а потом перевёл взгляд на собаку.
— Это пёс. Он мой. Но это неважно сейчас.
— А что важно? — я попыталась улыбнуться, но не вышло. Именно в этот момент Тим приподнял рукой мой подбородок, заставляя взглянуть в его серебристые глаза. Сейчас, когда дневной свет потускнел, а затяжной вечер грозился ранней темнотой, все выглядело совершенно иначе, нежели днём.
Не было посторонних взглядов, осторожных речей, лишних свидетелей наших отношений. Были только мы. Он и я. И наше дыхание, одно на двоих.
— Настёна, если бы ты знала, как я ждал этого момента, — тихо прошептал Тим, впиваясь в мои губы своими губами. Его язык бессовестно начал исследовать мой рот, заставляя задыхаться от восторга и тех умелых поглаживаний, которые дарили мне руки мужчины.
— Сколько, — спросила первое, что пришло на ум.
— Два года… Целых долгих два года! — отозвался мужчина. И тут же сильные руки Рощина подхватили меня, перенесли на кровать.
— Два, — повторила я, пытаясь что-то вспомнить. Но как тут сосредоточишься, когда в такой ответственный момент моя одежда вдруг оказалась лишней, а сам Тимофей остался без своих шорт.
Я невольно залюбовалась отлично сложенным телом своего мужчины, который не сводил с меня восхищённого взгляда. Когда-то, будучи неуклюжим подростком, я считала себя гадким утёнком. Но это время давно уже прошло. Столько парней теперь смотрели в мою сторону, капая слюной на собственные ботинки. И только увесистый кулак Серёжки в какой-то степени был сдерживающим препятствием.