Значит, не соврал Олег.
— Как же так получилось? — искренне недоумевал Вася.
— Все просто, — пожала плечами в ответ, — Я просто доверчивая идиотка.
Вкратце рассказала ему невеселую историю своего идиотизма, и мужчина с каждым моим словом становился все мрачнее и мрачнее.
— Я его убью, — с самым свирепым выражением на лице, в итоге вынес вердикт Вася.
— Теперь уже это не имеет значение. Бог ему судья.
Вася с моей пофигистической позицией был в корне не согласен.
— Э-э-э, нет, Зай. Так дело не пойдет. Они, — он потряс бумагами перед мои носом, — Денег должны. Очень много денег.
Я скептически посмотрела на него.
— За мои жалкие десять процентов?
Луганский сначала посмеялся над моей наивностью, а потом очень серьезно сказал:
— Зай, ты представляешь какие у них обороты? — и когда растерянно покачала головой, продолжил, — Миллиардные. Это очень…просто неприлично много.
— И что теперь? — глупо хлопнула глазами я, совершенно не представляя, что мне дальше делать.
— А теперь…, - Вася коварно улыбнулся и подмигнул, — Господину…как там его? — взгляд на бумаги, — Ярцеву Константину Алексеевичу придется раскошелиться.
— Кому-кому? — округлила глаза я, отбирая у Васи документы.
— Ярцеву, — мужчина ткнул пальцем в знакомую фамилию, — Ты его знаешь?
Несколько секунд я переваривала информацию, а потом ответила:
— Знаю. Это отец Сони — будущей жены Егора.
Мы с Соней давно знаем друг друга. Она мажорка, дочка богатого папочки. Они с Егором в свое время в одной тусовке вертелись. А теперь вот спелись.
— До чего некоторые бабы мелкие и склочные, — хмыкнул Вася, заводя двигатель машины.
— Можно подумать, мужики лучше, — буркнула я, намекая на Егора.
Вася тут же помрачнел.
— Не напоминай или я за себя не отвечаю. Как он мог с тобой так поступить?
Я не знала. В этот момент я ничего не знала.
Сдулась вся моя самоуверенность и самостоятельность.
Я ощущала себя глупой колхозной клушей, которую обвели вокруг пальца.
Егор хотел показать, что я не пригодна для самостоятельной жизни, не смогу одна поднять детей и пошел на принцип. А я поганка такая взяла и тоже пошла на принцип — оставила детей себе.
Стало невыносимо обидно за себя. Упиваться жалостью к себе — это не самое достойное занятие, но я ничего не могла поделать. Слезы сами полились из глаз, и я стала быстро стирать их со щек, размазывая идеальный макияж, превращая его в уродливую маску.
— Зай? Ну, ты чего?
Вася всполошился и резко ударил по тормозам, припарковавшись у обочины под возмущенные сигналы водителей.
— Нет, я все же прибью его, — пообещал он, обнимая меня и крепко прижимая к себе, насколько позволяла панель машины.