— Не надо, — я уперлась рукой ему в грудь.
Лось дураком не был и убрал руки от замка, но не совсем, а просто переместил их чуть ниже и с наслаждением это «чуть ниже» сжал. Посмотрел на меня обиженным, но от этого не менее шальным взглядом и глухо произнес:
— Зай, а давай вы ко мне переберетесь.
Если бы меня не держали стальной хваткой его руки, я бы точно упала.
— Вась, ты случаем головой не ударился? — прям запереживала я как-то за него.
Он медленно покачал той частью тела, за которую я сильно волновалась, и стал таким серьезным-серьезным.
— Я хочу тебя. Во всех смыслах, — припечатывая каждым словом, сказал он, — Хочу жить с тобой.
В горле пересохло от этого признания, нервно задрожали ноги. Если бы он признался мне в любви это было бы не так сильно. Кому как ни ему знать насколько сложно жить со мной…почти смертельно опасно для психического здоровья.
— А дети? — не узнавая своего голоса выдавливаю я.
Он едва заметно улыбается и смотрит как на глупое неразумное существо.
— И детей хочу. И…, - многозначительная пауза, — Не только взрослых хомяков, которые перевернут мой дом с ног на голову, но еще крошечных хомячат…
Он говорил, а я чувствовала, как с каждым словом мои глаза становятся все больше и больше, и вовсе не от неожиданности. От страха…
За свою спокойную упорядоченную жизнь, которую я с таким большим трудом налаживала, пережив предательство.
Сейчас мне было банально страшно доверить свою жизнь мужчине, пусть это даже и такой железобетонный человек как Василий Луганский.
Я ни мгновение не сомневалась в нем, в искренности его чувств и честности намерений. Ни один нормальный мужик не повесит на себя такую обузу как четверо чужих детей.
Это может быть только любовь.
Я ее видела в его глазах, в его словах и принимаемых решениях.
Осталось только разобраться в себе.
— Ты дашь мне время подумать? — пряча глаза, чуть слышно шепчу я.
Он не ожидал.
Думал, что сразу соглашусь.
Почти физически ощутила волну непонимания и негодования, исходившую от него.
Обнимавшие руки разжались, а сам Луганский отступил на шаг назад, давая мне возможность уйти.
— Думай, — ответил он, голос его звучал напряженно и как-то совсем безрадостно.
Я ушла не оборачиваясь, зная, что он смотрит мне в след. Спиной ощущала тяжесть пронзительного взгляда.
Как только хлопнула калитка, снаружи раздался хлопок двери и рев двигателя.
Уехал.
Спиной привалилась к калитке, прижимая к груди документы и поняла, как я устала. Наконец, этот бесконечный день закончился.
Разговор с Луганским оставил полный раздрай в душе и тяжесть на сердце.