Пугала моя реакция на это.
Не моя… моего проклятого тела, которое не могло без модифицированного. Несмотря на все доводы, на прошлое, на ошибки и внушение.
— Поговорить не хочешь?
Его голос заставил меня вздрогнуть и выпрямиться.
Омару так и остался стоять у окна. Лишь позу слегка изменил, скрестив руки на груди.
— Этого пункта в соглашении не было, — напомнила ему.
Неловкости нет. Стоять перед ним в джинсах и бюстгальтере было… нормально. Он видел меня вообще без одежды и гораздо в более пикантных позах. И не раз. За те месяцы рабства он выучил моё тело даже лучше своего.
— Не было, — согласился Рейф.
Оборотень действительно изменился. И в свете дня это особенно заметно. Осунулся, и морщинки вокруг глаз. Раньше их не было. Он словно постарел или очень сильно устал.
Следующий вопрос заставил меня удивленно приподнять брови.
— Как ты?
— Хорошо. Разве не заметно?
Он знает про сны. И я знаю, что он знает.
Но мы играем.
Опять.
Каждый раз.
По кругу, как белки в колесе, не в силах вырваться за пределы.
— Заметно.
Я повернулась к нему всем телом, скопировав позу. Если Омару хочет поговорить, то я не против. У меня как раз есть парочка вопросов.
— И как это понимать? — поинтересовалась у него, указав на свои глаза.
Они по цвету были как его. Такие же звериные, янтарные.
— Я же сказал, что не всё так просто.
— А у тебя всегда всё сложно. Хорошая отмазка, лишь бы не говорить правду. И как долго это продлится?
— Немного осталось, — пожал модифицированный плечами. — Давно они поменяли цвет?
— Около месяца назад.
— Неприятно?
Теперь пришла моя очередь пожимать плечами. Рассказывать Омару о том, какой ужас и шок я испытала, проснувшись утром и взглянув на своё отражение, не стала.
— Неудобно. Приходится всё время носить очки или шлем. Твоя семья меня ищет. Очень рьяно.
— Потерпи немного. Это временные неудобства.
— И что изменится? Или ты нашёл себе новую игрушку?
Я специально грубила. Специально злила.
Ещё одна игра — вывести его из равновесия, вытащить из этого ледяного панциря, пробить на эмоции. Я еще очень хорошо помнила, каким Рейф может быть.
Как улыбался мне, и эта улыбка трогала глаза, делая их более человечными. Как целовал до такой степени, что начинала кружиться голова. Мне казалось, что со мной он был настоящим, но я снова ошиблась.
— Ревнуешь?
Представить рядом с ним другую было сложно. Не знаю, откуда эти собственнические мысли, но я хотела, чтобы он принадлежал только мне, чтобы страдал так же, как и я. Ненавидел и не мог забыть. Как я.
— Сочувствую несчастной.
— Может, она, наоборот, счастлива?