Над пылкой, преданной душой.
Обнявшись дружно, целый год
Стремились жадно мы вперед,
Как облака перед грозой…
Не признавали мы преград —
И даже к радости былой
Не возвращались мы назад…
Нет! торжествуя без конца,
Мы сами жгли любовь и жизнь —
И наши гордые сердца
Не знали робких укоризн…
Но всё ж я был ее рабом —
Ее щитом, ее мечом…
Ее рабом я был! Она
Была свободна, как волна.
И мне казалось, что меня
Она не любит… О, как я
Тогда страдал! Но вот идем
Мы летним вечером — вдвоем
Среди темнеющих полей…
Идем мы… Клики журавлей
Внезапно падают с небес —
И рдеет и трепещет лес…
Мне так отрадно… так легко…
Я счастлив… счастлив я вполне…
И так блаженно-глубоко
Вздыхает грудь… И нет во мне
Сомнений… оба мы полны
Такой стыдливой тишины!
Но дух ее был смел и жив
И беспокойно горделив;
Взойдет, бывало, в древний храм
И, наклонясь к немым плитам,
Так страстно плачет… а потом
Перед распятым божеством
Надменно встанет — и тогда
Ее глаза таким огнем
Горят, как будто никогда
Их луч, и гордый и живой,
Не отуманился слезой.
Ах! та любовь, и страсть, и жар,
И светлой мысли дивный дар,
И красота — и всё, что я
Так обожал, — исчезло всё…
Безмолвно приняла земля
Дитя погибшее свое…
И ясен был спокойный лик
Великой матери людей —
И безответно замер крик
Души растерзанной моей…
Кругом — пленительна, пышна,
Сияла ранняя весна,
Лучом играя золотым
Над прахом милым и немым.
В восторгах пламенной борьбы
Ее застал последний час…
И без рыданий, без мольбы
Свободный дух ее погас…
А я! не умер я тогда!
Мне были долгие года
Судьбой лукавой суждены…
Сменили тягостные сны
Тот первый, незабвенный сон…
Как и другие, пощажен
Я не был… дожил до седин…
И вот живу теперь один…
Молюсь…»