— Можешь продолжать, — донеслось от Варвары.
Получив одобрение, Ярослава тут же сказала «да» своему инстинкту. Тот высунулся и, увидев снизу распростертого меня, показал язык. Даже два. Они вывалились, как внутренности самурая, совершившего сеппуку, и отворили глаз в вечность.
Не мигая, мы смотрели друг в друга.
Меня уносило.
Меня рвало на части.
Меня корежило. Я улетал в темную глубину, не смея пошевелить ни телом, ни мыслью. Змей стал драконом. Дракон захотел взлететь и тоже утонуть в нависших небесах.
Все это заняло долю секунды. Глаз закрылся, язычки отпрянули, буква «ж» ужалась, как при смене шрифта, и унеслась ветром перемен вместе с перемахнувшей меня ногой. В сторону. Куда?! Почему?!!
Небо. Просто небо надо мной. Просто лица по кругу, с удивлением следившие за ареной небывалого цирка. Просто мои пальцы, плотно залепившие два других глаза вечности и дотягивавшиеся еще до двух — тоже приоткрывавших сонные веки. Темная сторона луны. Аут.
Ярослава обнаружилась за моей головой. Хитро оглядевшее подружек лицо склонилось, губы нежно прикоснулись к моим перевернутым губам и впитали, как губка лужицу. Жадно и бесповоротно. Я не смог ни отказаться, ни отказать. Мысли дезертировали перед мощью наступавшего противника. Мощные врата отворились, и крепость сдалась, обнажив гирлянды белых флажков. Вперед робко выдвинулся парламентер. Его снесла и водворила обратно ринувшаяся на захват чужая конница. Едва не затоптала. Троянский конь рассыпался по территории враждебным воинством, пораженные вероломством обитатели крепости вспомнили об обороне и постарались вытолкать супостата за пределы стен. Контратака удалось — ненадолго. Завязались бои на подступах. То осажденные врывались в осадную башню, то стальной таран проламывал выстроенную защиту и вновь переносил битву в покинутую королем Разумом и королевой Честью крепость.
Со стороны мы представляли то еще зрелище. Словно лев целовался с пантерой. Стон, рык, чавк и мычание. Языки и губы в собственном соку. Смертельный спарринг на мечах в поддавки.
Наконец, я был оставлен — вылизанный, высосанный, выжатый и выплюнутый. Едва смог вдохнуть. Резко отлипнув, пантера метнулась через меня вниз, вперед, бедра навалились на ключицы, острая грудь с лету врезалась в живот и растеклась по нему.
«Грейся!» — сказали, отдавая тепло, прятавшиеся в теплом ущелье растрепанно-зовущие язычки.
«Пей!» — сказали они, предлагая сок.
«Гляди!» — сказали они, распахивая красный глаз вечности, глаз-колодец, глаз-Черную дыру, утягивавшую и не выпускавшую. С ее гравитацией не могли поспорить ни взгляд, ни мысль, ни поступок. Все сущее завертелось спиралью, с каждым кругом приближаясь к влекущему центру и падая, падая, падая в него… Пузырь восприятия, которым Кастанеда обозвал наше личное мировоззрение, лопнул, ошметки мира поползли на зов обезволивающей бедны, глядевшей на меня, словно из дота.