Закрыла кабинет и мгновенно направилась на выход.
Только в машине поняла, что телефон забыла, а также то, что Шторм сегодня не дозвонится и решит многое про меня. Явно нехорошее…
«Ладно. Сейчас главное – отец», – подумала, резко стартанув на светофоре, как только загорелся зеленый цвет.
Пока ехала, столько накрутила себе плохого, что на меня смотрели в санатории как на душевнобольную. Еще бы, когда я забежала с лютого мороза, запыхавшаяся и так не застегнувшаяся. С ошалевшими глазами подбежала к посту, где сидели двое мужчин-охранников, записывая всех, и прохрипела:
– Ревтин Александр Валерьевич. С ним что-то случилось?
Высокий блондин недовольно нахмурился и, посмотрев в журнал, воскликнул:
– Нет, что вы. С ним все хорошо. Но у него сейчас посетитель.
– Кто? – тут же уточнила, доставая паспорт и протягивая его. – Я его дочь.
– О, так у него жена. Проходите, а то скоро прием закончится!
Кивнула, и вновь уложив документ в кармашек сумки, бросилась по коридору, топая каблучками в бахилах. Оказавшись в нужном отделении, поздоровалась с медсестрами и подошла к палате отца, слыша громкие недовольства матери. Вошла и, оказавшись в маленьком коридорчике, где была дверь в ванную, прошла в помещение. Палата рассчитана на двоих, но папа лежал только один.
Только вошла, как услышала бурчание:
– Ты что творишь? Хочешь его похоронить?
– Ле-ле… – хрипел отец, не в силах сказать.
Зверски посмотрела на мать, толкающего отца в грудь и, подойдя ближе, оттолкнула ее в сторону, со словами:
– Не тронь его!
– Ах ты! – прорычала мать и, кинувшись ко мне, подняла руку, чтобы залепить пощечину.
Схватила ее и прокрутила, доставляя боль, но не в силах была бороться с бешенством в груди. Я, значит, делаю все, чтобы поставить отца на ноги – оплачиваю его пребывание, все процедуры, трачу кучу денег, а она его тут дергает.
Оттолкнула к окну и прорычала:
– Пошла вон!
– Ты… Тварь! – процедила она, вытягивая шею.
– И не смей к нему приходить, пока отец не пойдет на поправку!
– Не смей мне тыкать, девка! – гневно завизжала женщина.
– Девка – твоя сноха ленивая!
– Змея! – прокричала Елена Николаевна и, повернувшись к отцу, гневно закричала: – Вот видишь? Видишь? Вот какую паскуду воспитали! А ты хочешь загубить сына! Только посмей! Тогда можешь сдохнуть здесь.
Сказав, схватила сумку ярко-красного цвета с рюшечками (очевидно Марина подарила такую мерзость) и прокричала:
– Жду не дождусь, когда ты получишь за свою наглость. Презираю тебя. Все в тебе!
Прокричала и помчалась из палаты, а я стояла и переваривала ее слова. Пыталась в очередной раз убелить себя, что мне плевать, но усилия были тщетны.