Штурм уперся филейной частью в подоконник. На секунду он отвернулся от нас, отдернул занавеску и посмотрел вниз.
«Ничего у вас, Иван, не выйдет — четвертый этаж, высоко прыгать, — подумала я, радуясь тому, что враг в полной растерянности собрался бежать. — Сейчас его можно брать голыми руками».
— Что, собственно, происходит? — наконец пришел в себя Штурм.
Алина тут же выложила нашу «заготовку»:
— Штурм, вы ничтожество. Вы убийца! Кому служите? Чьим идеалам поклоняетесь? Американским гангстерам? Или отечественным отморозкам? За сколько вы согласились убить Богомолова? Отвечайте! И не делайте опрометчивых поступков. Дом окружен, вам никуда не смыться. На окно можете даже не поглядывать. Пока вы нам не ответите на все вопросы, вы отсюда не выйдете. В ваших интересах говорить только чистую правду. Суд учтет помощь следствию и, может быть, скостит вам пару лет. Вопрос первый — за что вы убили Богомолова?
Если бы у Штурма были волосы на голове подлиннее, а у него была очень короткая стрижка, мы бы увидели, как они стали дыбом и заколыхались от необузданной дрожи. Глаза вылезли из орбит, радужная оболочка потемнела и стала не голубой, а темно-серой, рот мучительно исказился, губы затряслись.
Примерно с минуту мы наслаждались реакцией Штурма на Алинину обвинительную речь. Кратко, четко, метко. Лучше не скажешь. Блинова ликовала, ее лицо просветлело и засветилось от счастья. У врага сдали нервы. Как все просто получилось! Сейчас он начнет каяться!
Между тем Иван продолжал трястись. Мелкая дрожь набирала силу подобно цунами, которое из малюсенькой волны превращается в мощную стихию, сметающую все на своем пути. Плечи дрожали все чаще и чаще, он запрокидывал голову назад, наклонялся вперед, хватался сильными руками за живот, и крепко сжимал рот, сдерживая себя, как будто что-то могучее распирало его изнутри и пыталось вырваться наружу. Фильм «Чужие» помните? С ним происходило нечто подобное. Я приготовилась к тому, что сейчас его красивая оболочка разорвется на мелкие кусочки, а под ней окажется противный сколький тип с рожей серийного маньяка. Хиленький, с жидкими слипшимися волосенками и поросячьими глазками.
Но все произошло иначе. Из мощной груди Штурма вылетел громоподобный, раскатистый смех. Иван смеялся, долго, искренне и с удовольствием. Звенели стекла в хлипкой раме, колыхались тонкие гардины, люстра и та, словно маятник, качалась туда-сюда.
Мы переглянулись с Алиной. Обидно. В присутствии дам и так себя вести. Может быть, у него на нервной почве истерический припадок? Да, скорей всего так оно и есть. На всякий случай мы сделали шаг назад, по направлению к двери, мало ли что придет на ум человеку с искореженной психикой.