Его удручало, что он ничего не может сказать, но еще горше становилось от сознания, что единственным человеком, способным все объяснить, был убитый.
— Пошли, — вздохнул он.
И чуть не рассердился, прочитав удивление на лице Молиссона.
— Куда вы хотите идти?
— В полицию.
Неужели он повсюду будет наталкиваться на стену?
Что необычного в его поведении? Произошла катастрофа, такие случается каждый лень. Порой это несчастный случай или кораблекрушение, порой — преступление. Не все ли равно?
Браун мертв. Но вместо него мог умереть Малуэн, и тогда Брауну пришлось бы все объяснять г-же Малуэн.
А если разбираться, кто стал несчастен, так все они несчастны, в том числе ничего пока не подозревающие Анриетта и Эрнест.
— Вернемся в город, а там посмотрим, — сказал Молиссон.
— Как хотите. Только смотреть-то нечего.
Он дорого дал бы, чтобы помочь м-с Браун шагать по гальке, и порой поглядывал на нее, словно надеясь, что она согласится опереться на его руку. И в то же время был уверен, что Эве Митчел она разрешила бы утешать се.
— До слез глупо! — непроизвольно бросил он инспектору.
— Что он сказал? — спросила по-английски м-с Браун.
— Ничего, — ответил Молиссон, помедлив.
На пороге отеля Малуэн остановился и заявил:
— Я подожду вас здесь.
Он заметил, что англичанин боится, как бы он не сбежал, и ему стало противно. Из отеля выносили тяжелые кожаные чемоданы с наклейками дорогих гостиниц — багаж Митчела. Сам старик, закутавшись в шубу, оплачивал счет.
Малуэн видел, как он в сопровождении инспектора и м-с Браун вошел в салон. Вскоре к ним присоединилась и Эва в дорожном костюме. Наконец Молиссон вышел, направился к Малуэну, и тот спросил:
— Ей-то они хоть что-нибудь дали?
— Да.
— Много?
— Сто фунтов.
Они шли бок и бок по освещенному солнцем городу, и полицейский внезапно заговорил о том, что его занимало:
— Почему вы идете в полицию?
— А куда мне еще идти?
— Ну, не знаю. Если бы захотели… Думаю, вы сошлетесь на необходимую самооборону?
И тут Малуэн взорвался:
— Неужто вы полагаете, что для меня важно это?
В кабинет комиссара он вошел первым. Поскольку комиссариат находился при вокзале, а на Малуэне была форма железнодорожника, комиссар решил, что речь идет о служебном деле.
— Что вы хотите, старина?
И, не веря своим ушам, он подскочил на месте, когда «старина» ответил:
— Сегодня утром я убил Брауна и пришел, чтобы объяснить вам…
— Минутку! Минутку!
Комиссар повернулся к Молиссону.
— Что он несет? Вы его знаете?
Малуэн разглядывал лакированные ботинки комиссара, его двубортный синий костюм, волосы, разделенные пробором, узкую ленточку Почетного Легиона и думал: «Этот ничего не поймет!»