Народ даже если и проникся, то внешне это никак не отразилось.
- Товарищ капитан, расскажите, чем дело кончилось? – спросил я спецназовца, - Я во время боя вырубился и не знаю даже, кто выжил!
Капитан вздохнул и присел на койку рядом с моей:
- Да мало кто из заслона выжил, парень. Командир твой точно живой остался, ну это понятно – Игорек один из лучших бойцов нашего курса был. Сержант один вроде бы тоже живой. Всех остальных хищник порвал, почти всех сразу насмерть. Когда мы в подвале поняли, что дело худо, вооружились, кто чем и навалились на тварь. Она многих порезала, но один из ваших – парнишка совсем юный с ушами такими оттопыренными, уж не знаю, как звали, на нее прыгнул сзади и лом в ранец всадил. Она его кончила сразу, но летать уже не смогла, и мы ее на гуляш порубили.
Капитан откашлялся, потом отхлебнул воды из эмалированной кружки и продолжил рассказ:
- Когда тебя подобрали ты уже и не дышал почти, да и обгорел так, что живого места не было. Я, честно говоря, думал ты уже не жилец, но когда КАМАЗ починили приказал тебя и других раненых из санбата в кузов загрузить и вместе с моими бойцами в госпиталь привез, а ты живучий как я незнаю кто…
- А что за зарево было на горизонте? Чем кончилась атака – удалось чужих разбить? – жадно спросил я.
Капитан устало махнул рукой:
- Да какой там. Как только наши начали обстрел корабля чужих, те в ответ шарахнули чем-то вроде атомной бомбы, правда без радиации – всех наших, кто пробился, как корова языком слизала… Нет больше моей бригады… даже похоронить нечего…
Капитан поник плечами и молча ушел в свой угол, где лег, отвернувшись к стене.
Никто из соседей со мной общаться не захотел, барьер между бойцами элитной бригады и «мутантом из санбата» был невидимым, но очень хорошо ощутимым. Первые дни я не понимал, почему меня однозначно записали в мутанты, но на второй день я мужественно оказался от утки и при помощи костыля доковылял до туалета сам, где при свете тусклой лампочки увидел свое отражение в треснувшем зеркале и сразу понял. Большую часть лица покрывала та самая матовая пленка, придающая лицу неживой, кукольный вид. Волосы сгорели полностью и больше не росли, губы кривились в вечной ухмылке, которая была следствием травмы лицевого нерва, как объяснил мне доктор Денисов. Мутант и мутант – страшный как зомби в презервативе. Я механически растянул губы в неживой улыбке и чуть от зеркала не отшатнулся – улыбающийся зомби оказался еще страшнее.
- Ну что, мразь, жизнь таки привела внешний вид в соответствие с внутренним миром? – саркастично спросил я у своего отражения. Потом молча сделал все дела, вернулся в палату, лег на койку лицом к стене и как будто погрузился в забытье, не желая ни с кем общаться. Чувства отключились, желаний не было, было только болото апатии, затягивающее все глубже и глубже.