Губы Мирины предательски дрогнули, во рту встала липкая горечь, и сделалось так холодно вдруг — невыносимо. Осмотрев в который раз постройки, надеясь найти Садагат, которая со вчерашнего вечера так и не появлялась, Мирина остановилась. Крутила головой, выискивая Тимина, будто это могло что-то решить, и взгляд ее застыл, когда увидела средь построек фигуру хана — неужели тоже искал ее? Губы сами собой дрогнули в улыбке и тут же слиплись. Вихсар выглядел, как и прежде, будто и не лежал ночью в лежке с открытыми ранами, не мучал его жар. Он увидел ее, качнул головой, что-то сказав будто самому себе — Мирина не услышала, но поняла, что ругательства — и направился к ней. Земля под ногами качнулась, а воздух нагревался с каждым шагом хана. Взгляд его оставался гневным, он рывком сорвал с веревки колыхающиеся на ветру узорное покрывало, оставленные кем-то из валган, приблизился стремительно. Взмахнув им, расправляя, накрыл плечи княжны, закутав плотно.
— Теперь ночи будут холодные. Осень близится. Одевайся теплее, — сказал он так, как будто ничего и не случилось, как будто не говорил вчера резких слов, не прогонял, как будто он никуда не собирается уезжать, да только в нетерпении вскидывали кони головы, роя землю копытом — торопили хозяев.
Ветер то и дело отбрасывал на его лицо черные пряди, ворошил мех на одежде, трепал полы плаща.
— До осени еще далеко, — вспомнила Мирина, что только прошло празднование плодородия, но повернуло все же в сторону холодов.
— В степи все по-другому. Она сурова… — глаза хана вдруг сделались мягче будто, задумчивее. Мирина замерла в ожидании, раскрыла губы, чтобы говорить, да только не нашла никаких слов, не понимая ничего — что ожидать. Внутри все трепетало, ходило ходуном ее хрупкая уверенность, такая шаткая, что дотронься — и просыплется жухлой листвой. — Я оставлю тебе часть своих людей, они проводят тебя до Ряжеского леса. А дальше ты пойдешь с Караем. Я оставлю ему жизнь… Ради тебя.
Уголки губ Мирины медленно поползли вниз. Она опустила ресницы, не в воле удержать подступившие к глазам слезы обиды — не ждала никак такого.
— Ребенка… заберу, когда родится…
Его заявление, как пощечина, даже нет — хуже, плетью по лицу. Мирина захлебнулась в ярости, и поток ветра затолкнул обратно едва не сорвавшиеся с губ грубые слова. Да только хан был прав — не самая лучшая участь ждет наследника великого хана в родном княжестве. Она сомкнула губы, подняв подбородок. Вихсар отступил.
— Иди в шатер, — велел он.
Мирина едва не подчинилась бездумно такой короткой брошенной ей воле хана. Да только с чего бы теперь его слушать?! Охваченная диким пламенем то ли злости, то ли боли — не понять, осталась стоять, хоть не чувствовала земли под ногами — пропасть.