— Очень много следов и отпечатков у рабочего стола. Словно бы похититель искал там что-то, но искал снаружи, внутри же не трогал ничего, — припомнила я то, что успела прочесть в машине. — Тайник? Или же… кнопку, замок от тайника? — несмело предположила. Если из стола ничего не пропало, то, что же такого искал он?
— Возможно, — не стал отрицать старший следователь. Быстро осмотрев предмет наших рассуждений, он прошёл к противоположной стене и встал на то место, где стояла утром девушка из сыскного отдела. — А возможно и нет.
— Ты о том, что это всё-таки было обманным манёвром? И дело в картине? В тексте о ней, к слову, ничего не сказано.
— Проверь, — кивнули мне в сторону холста.
Пройдя и посмотрев за картину, я разочарованно выдохнула:
— Пусто. Никакого тайника.
— Слишком просто, — донёсся до меня шёпот мужчины. И я не могла с ним не согласиться. Шкафы не трогали, остальные предметы комнаты тоже. Исключительно стол. Ну и визуальный осмотр треклятой картины.
Но пошарив и обстукав стену, тайник, если он здесь и находился, не был найден.
— Либо так хорошо замаскировано, либо тут и вправду пусто, — произнесла я, подходя к Михею. Смотреть на картину с этого ракурса мне ещё не приходилось.
— Либо мы смотрим с тобой не так, как нужно и не туда, куда нужно.
«И не поспоришь», — хмыкнула мысленно и сосредоточилась на обзоре портрета смутной знакомой дамы.
— А что за женщина изображена на картине? — спросила Гейса. Вдруг знает её?
— Гхм, — задумчиво выдохнул он. Подозреваю, тоже неожиданно понял, кто она такая.
«А что если похититель стоял здесь точно так же, как и мы, думая об изображённой на холсте леди?», — подумала я. Вот только тогда получается, что загадки тут не кроется никакой вовсе, а вопрос: «Что и кто стащил у Кокса?» обостряется просто до невозможности.
— Что-то мне тут не нравится, — пробубнила себе под нос. Но стоящий рядом мужчина расслышал и с сарказмом спросил:
— А что? Есть желание высказать свое «фи» художнику?
— Ага, — фыркнула, — у женщины слишком неестественная поза. Если учесть, что она леди, а о её принадлежности к буржуазному слою можно и не сомневаться, то подобная фамильярность перед художником — уже странность. А то, как она лежит… Попробуй так пролежать хоть с минуту. Даже у спортсмена или типичного бойца тело не выдержит подобного напряжения долгое время, что уж говорить о показательной расслабленности и чтении письма, — выразительно закатила глаза. Не в моих правилах осуждать творения творческих людей, но портрет и вправду несколько выходил за общие рамки приличия и реальности.