— Да. Сегодня я решил поприсутствовать, — тоном, не предполагающим возражений, заявил он.
— Тогда проходите, магистр, проходите, — приглашающе помахал рукой главный королевский хореограф и развернулся к ученице: — Итак, альда Злата, мы все ждем вашего выступления.
Девушка кивнула, включила любимую мелодию и, не поворачиваясь лицом к зрителям, плавно подняла над головой руки. А затем — затем начала двигаться. Музыка вначале приближалась и отдалялась, как океанский прибой, и тело девушки плавно извивалось, вторя его волнам. Она то склонялась вперед, то выпрямлялась и откидывалась назад, выгибаясь в пояснице, то изгибалась в стороны.
Постепенно звуки струн исчезли, а на первый план выступили ударники, ритм которых начал постепенно ускоряться. Вместе с ним ускорились и движения Златы. Она то шла по кругу, высоко поднимая колени, кружась и вращая бедрами, то останавливалась, но тело продолжало жить движением: очаровательный животик то втягивался, то расслаблялся, грудь, подчеркнутая лифом топа, приподнималась и опускалась, плечи играли, кисти рук перебирали воздух, творя магию.
В этом танце не было вульгарности, пошлости, заигрывания с низменными инстинктами зрителей. Это был гимн красоте и силе молодого гибкого женского тела. Сам главный королевский хореограф был восхищен, пусть даже его восторг носил исключительно эстетический характер.
Что до мужей Златы — то первым сдался рыжик. Он еще не вышел из возраста повышенной юношеской возбудимости, а потому для того, чтобы ощутить прилив крови к причинному месту, ему достаточно было увидеть Лучика в ее довольно откровенном наряде. Когда же она начала двигаться, крутить очаровательной попкой, мелко дрожать животиком и играть плечами и грудью — Ольгрон тихо сполз по стеночке и прикусил костяшки пальцев, чтобы удержаться от желания броситься к девушке, схватить ее в охапку и утащить в комнату, где им никто не помешает…
Сандгрон продержался дольше. Нет, прилив желания он, как и оборотень, ощутил сразу же, как узрел принарядившуюся Злату. Но какое-то время ему удавалось балансировать на тонкой грани между восхищением, свойственным ценителям прекрасного, и томлением, присущим влюбленному мужчине. Но, когда танцующая девушка невзначай остановилась в паре шагов от него, бедрами нарисовала в воздухе восьмерку, прогнулась в талии и несколько раз дернула плечиками, заставляя подпрыгивать свои чудесные груди — маршал сломался и застонал, сжимая челюсти и кулаки. Его мужское орудие, скрытое плотной тканью брюк-галифе, одеревенело и превратилось в таран, которым, как ему в этот момент казалось, он мог бы пробить каменную стену…