— Ну же, пробуй, — подбодрил меня Линед. — Заставь подушки взлететь.
Я решительно встала, отбросила плед и, как римский патриций, простерла руку в сторону кресла — на нем лежала сама маленькая подушечка.
— Читай, — он подсунул мне список.
— Вин!
Бах! Взлетевшее кресло протаранило потолок.
— Хм, — выдал Линед. — Вероятно, я влил слишком много сил. Попробуй простые слова. Не заклятья.
— Вниз, — приказала я креслу и пальцем указала куда именно.
Кресло с готовностью встало на указанное место.
— Здорово, — выдохнула я. — Подушка вверх! Кружись!
Вышитая подушечка покорно танцевала в воздухе, король обнимал меня и тихо смеялся.
— Ты подарил мне сказку, — я отпустила подушку и повернулась к нему. — Спасибо.
— Не за что, — тихо сказал он. — Взрослому человеку вредно пользоваться концентратором — слишком долго сдерживать собственную магию и накапливать ее в собственном теле нельзя.
— Но в моем случае — полезно, — рассмеялась я и любовно огладила концентратор. — Спасибо. Ой, надо проверить.
Не стесняясь Линеда я вытащила из напульсника ежедневник и открыла его. Вовремя.
— Расскажешь, что там? — тихо спросил король.
— Могу вслух прочитать, — отозвалась я. — Кормление духа — ритуальное сжигание избранной пищи под звездным небом. Так, надо испечь хлеб, подсушить его до сухариков и сжечь на углях. Ух, а я такого себе успела надумать.
Я в самом деле была преизрядно напугана, все же «кормление духа» звучало довольно жутко. Так и чудились кровные ритуалы, умирающие в центре пентаграммы животные, а то и люди… Кто их знает, Лийкхана с Ильсин?
— О, хороший ритуал, — покивал Лин. — Я его частенько делаю, он не сложный и помогает.
— А чему помогает?
— А ничему, просто — помогает, — он ласково заправил мне за ухо выбившийся из косы локон, — просто все становится чуть легче. Быстрее находятся потерянные бумаги, меньше устаешь, проще просыпаешься. Злоупотреблять им нельзя — духи наглеют. Раз в полгода самый оптимальный вариант. Помочь тебе замесить тесто?
Вместо ответа я подалась ему навстречу и поцеловала. И нельзя сказать, что Лин был против. Так что, ввиду обстоятельств непреодолимой силы, замес теста был отложен.
Лин был нежен и удивительно ласков. Ласков до щемящей боли где-то в самом центре сердца. Удивительно ли, что я не сдержала свой язык?
— А кого ты сейчас любил? Меня или ее?
Удивленный, он заглянул мне в глаза:
— Ты сомневаешься? Алиса, я был очарован личностью своей жены, личностью Ильсин. Но это очарование не пережило нашего с ней знакомства. Она прекрасный ученый, но жены и матери из нее не вышло. За первое я ее не виню, но за второе… Это ведь и ее дети. Ночью озере и сегодня здесь я любил только тебя, Алиса. Только тебя.