Имеются разнообразнейшие трактовки власти, колеблющиеся от редукции её видов к всего-навсего пёстрым результатам вековечной борьбы тирании с охлократиею, до расчёта ровно на 64 вариации у Александра Кожева… но что поистине есть эксплуататорское отношение между классами и вообще способность навязывать кому-то свою волю, манипуляциями приводить покоряющегося к согласию с приказами, отрекаясь негативной реакции на совершенно неделикатное вмешательство в долю? Как можно коротко охарактеризовать плюс-минус эталонную (однако не обязательно совпадающую с эйдосом) натуру начальника? Попробую прикинуть. Во-1-х внедренье команд сопряжено с определённой активностью: желающий удержать почётный статус должен быть смел, предприимчив, изрядно азартен, готов идти на риски, ему надобна пользуясь дефиницией Льва Гумилёва, пассионарность, а чем старше иерархическая позиция тем это требованье придирчивей. Во-2-х владыка повинен хранить над подчинёнными интеллектуальный перевес, для чего элита чураясь изматывающего труда физического, ещё издревле удостаивала себя умственного. Из неё вышло множество талантливых учёных, например Аристотель, разработавший также среди прочих идею рациональности передачи полномочий вести за собою мудрейшим, умеющим спланировать, «предвидеть» будущее. В-3-х господам стоит решеньями блюсти справедливость, адекватность реалиям. Конечным, по очерёдности 4-м пунктом, соединяющим повелителя и управляемых, является сама необходимость структуры вертикальной кратии при антагонистических социумах.
Их базовый экономический закон – это смещающая примитивное стремленье коллективного выживания тяга увеличенья индивидуального достатка сокращением затрат на приобретенье, выражающаяся в производстве движущим то трением беспрестанно развивающихся сил об не поспевающие отношения, стесняющие потенциал. Оно обрастает настоящим конфликтом прошлого с будущим: вызревает свежие классовые пары чей интерес – перейти к иному способу организации, развалить прогнившую рухлядь, некоторое наследство от той подогнав под нужды прогрессивного строя. Естественно тому всецело враждебны уже вольготно почивающие на лаврах текущего в бездну миропорядка хозяева. Ради стабилизации своего положенья им остаётся лишь потянуться за топором насилия да обратить его против возникающих недовольных: они всегда сыщутся ведь чего-чего, а критический гений ума никогда не удавалось окончательно поработить. Но зариться на свержение действующих власть предержащих могут не только строго аутентичные революционеры. Время от времени бунтовать подымается прямо угнетаемый слой населенья, как то не раз фиксировалось нашими летописями, вспоминаю навскидку: мятежи смутьянов Болотникова, Стеньки Разина, так красочно изображённая А. В. Ивановым Пугачёвщина. Глупо ожидать добра и от коллег по опасному бизнесу – других панов. Частная собственность над источниками дохода имеет свойство сеять раздор между владетелями, поджигая костёр внутренних да внешних войн общества. Неудивительно что изначально ядро правящей группы, окружённое влиятельными жрецами, складывалось из привилегированных бойцов, сохранявших себе демократию поэтапно закаменевшую структурой знати с деспотом во главе, обуздавшей народ. Тогда намертво закрепилось насквозь пронизывающее его по сей день неравенство, поверхностно видимое разделеньем на бедных и богатых. Для демонстрации престижа господа то, фараонами, возводили любимые у нынешних туристов пирамиды, то, королями, отстраивали великолепные палаты. Внушив смачно приправленное страхом уважение, покоясь на собственной роскоши перешли к использованию досуга не на дополнительные хлопоты про скипетр да державу, а на закатыванье расточительнейших празднеств. Никого из аристократии не выходило чаще чем сладострастников, самодуров, извергов, хотя иногда ею ещё создавались безобидные Гэтсби, баловень американской мечты, и Обломов, лентяй-лежебока – но все они, плавающие по иллюзиям незыблемости, уверенностью лишь подливают бензину в огонь распрей социума.