К тому времени, как в моей тарелке осталось только шоколадное молоко, Леви успел выпить три таблетки. Из официальных диагнозов у него была только эпилепсия, зато все остальное, чем может переболеть мальчик четырнадцати лет в наших широтах, он диагностировал себе сам. Периодически Леви простраивал сложные системы взаимоотношений между своими лекарствами, не менее впечатляющие, чем схемы заговоров у Умберто Эко. Калев как-то сказал, что Леви мог бы попасть сразу на третий курс медицинского университета. А затем Калев взял пушку и убил двоих людей. И, еще чуть погодя, умер сам.
Такова жизнь.
Дома у нас всегда была такая атмосфера, словно некоторая часть воздуха, пригодного для дыхания, покинула нас, и каждый остался наедине с собой где-нибудь на высокой, заснеженной горе, в этой разряженной атмосфере.
Наверное, поэтому я куда больше любил ходить домой к Леви.
Я проследил, чтобы папа получил от жизни некоторое количество углеводов и сказал:
— Мы сейчас пойдем в школу и будем там немножко болтаться туда-сюда, пытаясь получить какие-нибудь полезные сведения. Мама в Эдеме надолго?
— До конца недели, Макс.
— Понятно. Значит, денег нет?
— Нет денег, Макс.
— Я возьму купоны из супермаркета.
Мы с Леви подхватили рюкзаки и куртки, вышли в темный коридор. Верхняя часть входной двери была стеклянной, и свет пасмурного дня, прошедший сквозь выпуклые розы и треугольники, выбеливал пол, но словно бы не распространялся выше, не решался разогнать полумрак. Над нами звякнула мамина музыка ветра — безделушка, привезенная ей из какой-то поездки, почему-то не отправившаяся доживать свой век в подвале. Прямо у меня над ухом раздался ласковый перезвон колокольчиков, и я сказал:
— Надо бы тебя уже снять. Кстати, то же самое я сказал твоей мамашке, Леви.
— Ты заткнешься или нет?
Мы вышли во двор, и стало так холодно, что мне вдруг вспомнилось лето.
Лето в Ахет-Атоне редко бывало жарким и без энтузиазма отличало себя от весны, но в том году все получилось. Мы без конца пили лимонад и катались на велосипедах, словно пытались перегнать солнце и немного отдохнуть. В один из таких вечеров мы, еще вчетвером, сидели у меня во дворе. Мама вынесла нам холодной газировки и стаканы, но они стояли пустыми. Мы пили из банок и смотрели, как заходит солнце. Все вокруг было таким зеленым, а в доме напротив старички играли в карты и громко, дребезжаще смеялись.
Я сказал:
— А вы знаете, что наши корпорации поставляют в Третий Мир продукты, которые опасны для здоровья? Кока-кола там выглядит точно так же, ну банки такие же, вкус тот же. Только она убивает.