— Как видите, я приберег эту новость и для него.
— Ты ненормальный, Ма…
Я резко подался к Леви и зажал ему рот.
— Я не палю свое имя! Я же не хочу писем с сибирской язвой. А то мой отец не удержится и добавит порошок в свой утренний кофе. Ладно, вырежем это.
— Тебе четырнадцать, никто не воспринимает тебя всерьез!
— Это тоже вырежем! Ты будешь рассказывать про Калева или нет?
— Нет!
Леви скрестил руки на груди, вид у него был несговорчивый, упрямый, и я подумал: задолбаюсь монтировать видео. Я вздохнул, снял очки и тщательно их протер.
— Послушай, Леви, неужели ты не хочешь, чтобы они узнали правду? То, что не скажут им парни в костюмчиках, думающие о том, как подсидеть начальника. То, что не скажут им девчонки с профессиональным макияжем, стоящие на фоне зеленого экрана. Что-нибудь настоящее. Потому что теперь Калев — чувак из телика, и все о нем болтают без умолку. Я не прошу тебя рассказывать обо всем в издевательской манере и смеяться смерти в лицо. Погибли люди. И ты это видел. И ты можешь рассказать, как все было на самом деле. Потому что никто больше не знает Калева вот так, как мы.
На лице Леви появилось выражение брезгливости, должно быть, он вспомнил кровь, затем Леви опустил взгляд, подергал воротник рубашки поло, словно ему вдруг стало жарко и совершенно нечем дышать. Я сказал:
— Если уж ты что-то и можешь для него сделать, теперь-то, так это объяснить, что он был таким же человеком, как и все. Что он сделал это по понятным причинам.
Леви снова взглянул на меня. Глаза у него будто бы стали темнее, рот был приоткрыт, словно он хотел что-то сказать, но не мог, а зубы его показались мне сейчас синевато-белыми, почти прозрачными — из-за света, падавшего на его лицо.
— Ладно, — сказал Леви. — Надеюсь, это будет правильно.
О, это такое особое слово для Леви, способное запрячь его почти в любое дело. Добро пожаловать в мир драйвов обсессивно-компульсивного человека! Леви сцепил пальцы, и я увидел, что костяшки у него побелели. Мне вдруг стало стыдно, ни с того ни с сего, и я тихо добавил:
— Но если ты не хочешь, все в порядке. Я не буду заставлять тебя.
— У нас умер друг, Макси. Ты правда не понимаешь? Друг. Умер. Калев. Мы не увидим его сегодня в школе.
Слова Леви показались мне какими-то пустыми, я пожал плечами и улыбнулся.
Леви резко развернулся к монитору. Все его движения были такими: чуточку раздраженными, но одновременно и восторженными, словно сама возможность делать что-либо безмерно его увлекала.
— Калев. Да, Калев.
Леви задумался, и я вздохнул — придется монтировать. У Леви была странная манера периодически со свистом вылетать из реальности, вид у него становился такой отрешенный, словно он решал сложные проблемы между ним и мирозданием, на самом же деле в голове не проносилось ни слова. Леви встрепенулся, передернул плечами, словно ему стало зябко.